Серж-драгун

БУЛОНЬ
(2004 г.)

 

ЧАСТЬ I.

Ст. метро Московская. Минск. Пиндосские арабские эмираты. Таможня. Польская таможня. Польша. Польша 2. Польша 3. Селение Мостки. Германия. Булонь. 1-ая ночь. Суббота. Суббота номер 2. Суббота номер 3. Пуговичный бум. Сувенирное дело. Дуэль. Вечер. Вечер в стиле диско! Camp de Boulogne.

 

СТ. МЕТРО МОСКОВСКАЯ

Ст. метро Московская - вековая точка отправления во все наши историко-реконструкторские, культур-мультурные поездки. Вот и сегодня, за Лукичом[1] стоит наш автобус с пока еще чистым, вымытым салоном. Вот сейчас заработает двигатель, усядутся последние попы, разложатся необходимые бутерброды и напитки, и мы тронемся в исключительно долгий, многокилометровый, утомительный путь. Дорога наша лежит далеко на запад, аж в северную Францию, в порт Булонь.

На политической карте моего старого атласа территория республики Франция раскрашенна малиновым цветом. Ее северо-восточный кусок упирается в Ла-Манш и Па-де-Кале. Именно здесь, в провинции Артуа (надеюсь, я не ошибся с провинцией, кажется, это действительно в Артуа) находится наша Булонь. Вокруг этого маленького городка-порта встречаются всем известные с детства по книгам названия: Бетюн, Аррас, Лилль, Кале, Ла-Фер[2]. Вот бы погонять там на просторе! Но сие будет зависеть от водителей, времени и главного по автобусу.

Я никогда не бывал за границей. Это мой первый выезд. На волю! В Пампасы!
Странно. Вот мы едем по Московскому проспекту мимо Стамески[3] и прочих здешних достопримечательностей, а у меня - ни тебе надвигающейся тоски по родине, ни радостного волнения от встречи с неизвестным, ничего нету. На душе гранитное спокойствие и ледяное равнодушие.
Да, не так я представлял себе свой первый иноземный вояж. Я думал будут треволнения, суета, беготня... Потом вдруг, как первый полет человека в космос, оп! И вот она - ЗАГРАНИЦА-а-а-а...
Оказалось, что ни фига подобного. Все довольно таки прозаично и буднично. Сижу, смотрю на убегающий назад город, потом на потянувшееся петербуржье. Туплю.

Как всегда у нас заведено и завещанно дедами, первая ночь прошла в умопомрачительном пьянстве! Так что в голове трещит от напитков, а в горле - от сотни спетых песен.


[1] памятник В.И. Ленину

[2] «Три мушкетера» А.Дюма, «Сирано де Бержерак» Эдмон Ростан.

[3] Памятник прорыву кольца блокады. Скульптор Аникушин.

 

МИНСК

От России мы уже довольно далеко, и слава богу.
Минск - чист, уютен и, как все столичные славянские города, роскошен своими громадными проспектами и зелеными улицами. По проспектам гоняют старые красные трамваи. С одним из них мы поравнялись, и Костя Пакин через стекла заулыбался одной милой дамочке. Та зарделась, смущенная, а Костя - ну давай сердца воздушные рисовать и клясться в любви вечной, до гробовой доски. Уж вроде они сговорились, да наш автобус, набрав скорость, не дал этому роману развиться во что-нибудь более продолжительное и пикантное.

Минск - хорош. Единственно, как в горле кость, на какой-то там центровой башне города въется грозный красный кумач с желтым серпом и молотом(?). Что бы это значило?

На местном вокзале, вернее на газоне возле него, мы обедаем. А также бегаем на вокзал в человекообразный общественный туалет - о достойнейшее из достойных изобретений человечества! Посещение этой обители, нет - цитадели разума и блаженства стоит несколько тысяч местных зайцев, хотя по тайному сговору с минскими туалетными работникоми нас пропускают и за 10 русских рублей. Это, оказывается, у них здесь, очень страшное валютное преступление, граничащее с увольнением со столь почетной службы.

Мы катим дальше, правда, на новом автобусе, старый остался в Минске.

Скоро Брест, на что я сильно надеюсь, ибо полуторосуточное пребывание в автобусе потихоньку начинает доставать, «мне бы сейчас на травке поваляться...». Впереди откинутая спинка сиденья, завалившегося дрыхнуть Жано. Она подпирает мои коленки. Нос уткнулся в белый чехол, одетый поверх спинки. Вот в такой неудобной заднице мне предстоит проделать еще парочку-другую тысяч киллометров, пока не докачусь с автобусом до города Булони.

 

ПИНДОССКИЕ АРАБСКИЕ ЭМИРАТЫ

Ради шутки автобус был поделен на два сектора - задница и передница. Впрочем, если шутки исключить, то данное деление существовало и без них. В задницу всегда набирались полные оторвы, в данном случае задние ряды были представлены спешенной кавалерией во главе с военным инженером Лешкой Арановичем, некоторым количеством фузилер, да и гренадер до кучи, 18 линейного из Череповца[4]. Передницу составляли - законопослушный 32[5], какая-то сборная русская часть, бретонский 46-ой[6] и, разумеется, самое, что ни на есть благоразумное начальство и подначальство тоже (кулацкие подпевалы!). Оно, могучее, расположило свои задницы, как говорится, на самом острие атаки.

Костя Пакин предложил в задних рядах учредить демократическую республику - Пиндосские арабские эмираты, а главой всех пиндосов задницы назначить достопочтимого, луноликого царя всех царей и ближайшего родственника самого всевышнего, ибн-эмира Герцога! Это государственное объединение и его глава, как вы понимаете, создавалось в пику законопослушной переднице. Вон - я вижу эти подстриженные аккуратным полубобриком, правильные затылки.

Мы спиваем: «Мы пиндосы, мы пиндосы. Мы не курим папиросы... А почему? Что за вопрос! Да потому что я пиндос!»

За городом Брестом - государственная граница и, может быть, нам там дадут возможность порезвиться?

Пакин рассказывает забавную байку про Аустерлиц 95-го года[7] - древность небывалая!
Искали они как-то швейковский кабачок в Праге. Нашли. Завалились туда толпой, сидят-гудят. А у Кости есть своеобразный грешок-привычка тем или иным способом добывать на память кружки из питейных заведений, где ему посчастливилось побывать.
Схитить кружку? Да вроде бы, как-то неудобно.
Тогда подходит он к бармену и ведет такие речи: мол, так и так, продай, будь так добр, кружку?
Тот: никак не могу. Вас туристов много, а кружек ограниченное количество. Нет, - говорит, - Никак не могу. И не в какую.
Тогда Костя придумал следующий фортель: Слушай, бармен, вот если я кружку сейчас об пол бахну, я ведь должен буду за нее заплатить, верно?

- Верно, - говорит бармен.

- Ну, так давай считать, что я ее бахнул, - и кружку к себе тянет, а деньги в барменовскую лапу кладет.

Бармен аж опешил от подобной наглости.

- Ладно, - говорит, - Давай, я ее хотя бы помою.

«Родина моя - Белоруссия. Сосны и туман - Партизанам рай.» Кажется, я не сфальшивил. А партизанам тут, действительно, рай - такая здесь дремучесть!
Въезжаем в славный город Брест. Где-то тут течет Буг - пограничная речка с Польшей. А вот, кажется, и она.
А вот и та самая пресловутая брестская таможня, так искренне ненавидемая всеми поколениями военных историков. Если есть на земле самое гнусное место, то это, безусловно, брестская таможня. Мы стоим в очереди автобусов и стоим уже не первый час. Помимо нас в очереди, в несколько рядов, стоит легковой транспорт и грузовики.

Я искренне ненавижу чиновников. С каким бы удовольствием я пустился бы во все тяжкие, лишь бы уничтожить весь этот паршивый класс! Я бы стал первым инквизитором, специализирующимся на ихнем брате. Какую Варфоломеевскую ночь я бы закатил тогда! Пальчики оближешь. Всех под корень! Тот не католик, кто не убьет сегодня чиновника!


[4] в.и.к. - военно-исторический клуб - 18-й линейный полк французской императорской армии (Россия).

[5] в.и.к. 32-й линейный полк французской императорской армии (Россия).

[6] в.и.к. 46-й линейный полк французской императорской армии (Россия).

[7] Военно-исторический фестиваль - Аустерлиц, 1995 год. Чехия.

 

ТАМОЖНЯ

Но нельзя же быть таким кровожадным букой. И в скорости буйство сменилось весельем, и способствовал этому факту, безусловно, местный магазин Дюти Фри. Непрекращающимся потоком вливаются в его гостеприимные стены реконструкторы и выходят оттуда отягощенные беспошлинной добычей[8].
Мне думается, что магазин, несомненно, в сговоре с таможенниками. Смысл сей подлости - выкачать из путешественников как можно больше денег. Пока одни специально задерживают и создают пробки на границе, другие напаивают до беспамятства неокрепшие умы. Русские для этого, как вы понимаете, самая благодатная почва. И вообще, все вышеописанное напоминает старинные книги Николая Васильевича Гоголя: - Вот вам корчма - иначе шинок, где путник пропивается дотла. Вот вам - сборище всяких там ведьм, вурдалаков и упырей под личиной красоток-продавщиц «Дюти Фри» и чиновников в зеленых фуражках. И поделать с этим ничего нельзя. Давно обосновалась эта сволочь на здешнем «Калиновом мосту» и честно занимается разбоем и вымогательством.

10 часов мы пробыли в очереди и перепились до положения риз!
Дело было так: посередь широкой асфальтовой трассы, приблизительно в 100 метрах от границы находился длинный пешеходный островок, некий апендикс в форме латиноамериканского государства Чили. Лучшее место для пикника и придумать сложно. Именно на той жаркой чилийской земле мы и зажгли в тот вечер. На островке были скамейки и, что немаловажно, урны. Хочется замолвить пару словечек и о потребляемой выпивке и разносолах. Первая перемена блюд состояла из консервированных ананасов и дорогущего (фирменного) портвейна, а так же Шампанского (к сожалению, Советского) и сухих вин. Потом последовал Джин и Грушевый сок - не пил ничего вкуснее! Было весело, сияло солнце, был пятый час нашего сидения.

На соседней скамеечке примостились две немочки. Мы, разгоряченные беседой и напитками, не утерпели и подсели к ним. Сначала мы не хотели верить, что они натуральные, всамделишные немки, но вескими докозательствами в защиту их личности послужили - голубой, в белую баварскую шашку автобус и ласковый немецкий, на котором они так чудно ворковали. Впрочем, они прекрасно говорили и по-английски. Из нашей темной компании таки нашлись несколько превосходных толмачей, знающих этот мировой язык общения.

Мы засыпали барышень вопросами: где они живут, что любят (или кого? Нас это тоже живо интересовало), что делали в России?

Одну девушку, светленькую, звали Анхен, а вторую, темненькую, ... Затрудняюсь это написать, как-то неудобоваримо, как-то экзотично и уж точно не по-немецки. Вобщем, мне не выговорить и не написать правильно.

Наши, в количестве более чем достаточном (пожалуй, все мужское население автобуса, как-никак 30 с гаком рыл, а может и больше), обступили бедных девушек тесным кольцом, будто экзотическая Анаконда в амозонском бассейне (Все красавцы молодые и пропойцы удалые! 30 морд, как жар горя - реконструкторских хмыря. Все равны, как с пивом баки. С ними дядька - Костя Пакин!). Представляю, как этим девушкам вдруг стало неуютно. Столько мальчиков с востока! Ну а мы, естественно, никаких неудобств не испытывали и не замечали, к тому же Костя извлек на свет божий еще пару Шампанского. Мы выпили (барышень, конечно, угостили тоже) и посыпали далее вопросами, как из рога изобилия. Они только и успевали отвечать.

Выяснилось, что девушки родом из Берлина, из восточной его части. Что они работают и учатся: Анхен, в частности, на каком-то ультра-супер-пупер экономическом факультете, какого-то тамошнего берлинского университета. Что ездили они в гости к подруге, в Минск, и что город им понравился чрезвычайно. Что ежегодную акцию - берлинский лав-парад они чтут и регулярно посещают. Что группу Рамштайн они, конечно, любят, но более из патриотизма нежели из подлинного чувства. Что немецкое пиво, хоть и самая лучшая штука на земле (разумеется, по нашему мнению), но девушки потребляют его до смешного мало, предпочитая пиву сок и молоко. Что в Берлине можно посетить энное количество картинных галерей, а так же можно сгонять и в подберлинье, в Потсдам и побывать в тамошнем дворце, в гостях у папаши Фрица[9]. Что до других развлечений, то они не совсем понимают, что же нас собственно интересует?

- Хм-м. Глупые, мы бы вам сказали, что нас, собственно, интересует, да неудобно. Все же девушки, барышни, фройлян... Нет, не удобно.

Впрочем, беседа на этом не застопилась. Геннадич упорно просил Витю (46-й лин.) перевести следующее: Спроси ж ты их, наконец, где в Берлине бункер Гитлера и по каким дням работает?

Понятное дело, что Геннадича со своим бункером заткнули, из полит-корректности.
Костя Пакин тоже умник еще тот: приобнял Анхен и так вкрадчиво ей заявляет, что он мол служил в Германии и как раз в Берлине, в 1975 году. Так что он с ней почти земляки. Улыбается ей, берет за руку. Подмигивает: ферштейн?! Та делает вид, что «ферштейн» полный, только вряд ли что понимает.

К сожалению, разговор наш скоро прервали. Время шло к полуночи, и нас бодрящими пенделями погнали в автобус. А жаль. Какая все-таки получилась душевная пьянка!

На прощанье мы все же успели лабызнуть Анхен ручку и пожелать ей стать ведущим экономистом Германии и непременно сместить Гельмута Колля с поста канцлера республики... Или, постойте-ка, кто там у них сейчас?

В автобусе нам хорошенько всыпали, за безответственное поведение и скотскую попойку. Мы сказали: «А что мы, собственно, такого сделали?»

В доказательство нашей вины нам был предъявлен пьяный, спящий Ракир, растянувшийся и пускающий слюни в проходе салона автобуса.

- А что такого? Человек просто устал.

- А вы знаете, что этому, просто человеку, через 5 минут таможню проходить и вам, кстати, тоже?

- Ну, а что такого? Должны же мы были попрощаться с Родиной.

- Ну и как, попрощались?

- Да, - сказали мы, - она своих провожает питомцев.

- Тьфу ты! - плюнули на нас.

И все-таки, последнее слово осталось за нами.

Наступила глубокая темная ночь и время заполнять глупые таможенные декларации. При свете маленьких автобусных лампочек, вмонтированных в потолок над сиденьями, мы старательно выводили каракули о том, что-де ценностей с собой не везем, главная наша ценность - это мы сами. И что наркотики подъели еще в дороге, и что остался последний чемодан, который мы честно предъявляем властям. Что едем мы по культур-мультурному обмену и что ор... Стоп. А вот оружия у нас как раз целое багажное отделение! Есть все, включая противотанковые ружья и вертолеты Апачи! Учитывая полное отсутствие юмора у государственных чиновников, таможенников и прочих власть держащих упырей, мы решили ничего такого не писать, а занести в декларацию всего лишь - муляж гладкоствольного кремневого ружья. И никак иначе! Ни мушкет, ни фузея, а именно ружье. Или придется делать специальную выписку из Большой Советской энциклопедии с пояснением слова «мушкет», с подтверждающей печатью и подписями самих Брокгауза и Ефрона. А вы как думали? Словарный запас у чинуш явно недостаточный для слова «фузея».

Потом, после заполнения деклараций, в начале первого, в наш автобус наконец-то заглянул пограничник - «И в светлицу входит царь - стороны той государь». Он собрал паспорта, внимательно вглядываясь в наши, успевшие подзаплыть и опухнуть от вбрызнутого в организм алкоголя, физиономии. Лично я под внимательным взглядом стража границы честно попытался разобрать и расчесать рожу от пьяных подробностей прошедшего вечера. Впрочем и другие занялись тем же. Все попытались изобразить на своих мордах величайшую серьезность и знание статей уголовного кодекса Российской Федерации. В наших физиономиях так и читалось: «Характер нордический, беспощаден к врагам Рейха,..» - О жалкие комедианты! Таможенник нам явно не поверил.

Затерроризировав буквально весь автобус своим недремлющим, подозрительным оком, он в конце-концов собрал все наши паспорта и удалился восвояси. Вот, гад! Не сказал ни слова, будто мы уже все приговорены к исправительным работам по уборке снега в Сибири.

Идет время. Темно. Откровенно говоря, очень хочется спать. Появился еще один таможенник. Он прошел по салону и ошарашил следущим вопросом пехотинца 18-го линейного: «Скажите, вы вообще уверенны, что вы (возможно, я ошибся с очеством) Александр Викторович?» Тот неуверенно: «Ну да, конечно».

- А почему же тогда в вашем паспорте значится, что вы гражданка Российской Федерации?

Немая сцена.
Если бы не пограничник, мы бы так и прыснули со смеху! Сашка вздохнул и принялся объяснять, почему же он, нежданно-негаданно затесался в гражданки Российской Федерации? Оказывается, при получении загранпаспорта чиновник перепутал мужа с супругой, - обычное дело. - Чего там, муж, жена - какая разница! И на имя мужа написал: пол женский. Ну а потом ошибка обнаружилась, но исправить содеянное уже не представлялось возможным. Не зачеркивать же. Поэтому чиновник чиркнул пару фраз от себя на следущей странице, возвращая нашему доблестному пехотинцу его мужской пол и доброе имя. Что и было заверенно круглой казенной печатью.

Отвязавшись от Сашки пограничник стал осматривать багаж. Здорово перетрехнув наши пожитки, разбросав нижнее белье и выудив положенное на нос количество алкоголя, он милостиво позволил собираться. Но, четверых избранных - Жано, Лешку Арановича, Кота (46 линейный) и меня - раба божьего, оказывается все-таки ждут на пограничном пункте, для дачи некоторых объяснений(?). Мы пошли. Лешка, почуяв недоброе, тут же с порога затянул хрипло и торжественно белорусский гимн. Впрочем, таможенники к такому тонкому подхалимажу остались совершенно равнодушны, а вот наши паспорта вызвали у них живейший интерес. Тут же послышались от них такие речи - Мол не порядочек,.. - Мол нарушеньице - и прочие подлые, казенные словечки, не предвещающие нам ничего хорошего.

Собственно «не порядочек» заключался в следущем: оказывается, мы не расписались в своих загранпаспортах. Вот ведь надо-же, какое страшное злодейство! А между прочим, один из паспортных пунктов, оказывается, гласил: «Владелец паспорта, за исключением случаев физической неспособности владельца сделать это, ставит подпись на последней странице». Как говорится: точка, конец цитаты.

- А где же ваши росписи ? - задали нам вопрос.

- Ну так, какие проблеммы. - сказал Лешка: - Давайте, мы сейчас и распишемся.

- Не-е-е-т, на это мы пойти не можем. По закону вы обязанны прибыть на место получения паспорта и официально, слышите, при сведетелях занести свой росчерк в документ.

Я представил эту ситуацию. Вот я, в пол-минуты, меняя транспорт и сгоревшие автомобильные шины, как- будто гонщик «формулы один», несусь в Петербург на всех парах. Там скачу через три ступеньки на Большую Морскую, врываюсь в кабинет тур-фирмы. Ищу пухленькую девушку, ну ту - носатенькую, кидаюсь к ней с воплем: «Подпись!» Ее брови из под очков, понятное дело лезут домиком, а я, ловя ртом жадно воздух, держась рукой за сердце, пытаюсь объяснить свое появление членораздельно. И она, наконец, понимает в чем дело, и подписывает, и свидетельствует, и печать, и поцелуй, «и цепленок в дорогу». И лети голубь! И я лечу, и вот уже белорусская таможня с таможенником, и вот автобус ... - Автобус? Где же автобус?

Опускается шлагбаум, а автобус, мигая фарами и российскими номерами, выпустив облако ядовитой вони, мчится по гарной Пшекии[10] и в ус себе не дует. А выпущенный, сизый дым принимает пышные формы задницы с надписью: «Привет, Сергунька! До встречи во Франции. Мы тебя любим!»

Созерцая в уме выше перессказанную картину, я спросил у таможенников: «Что же нам теперь делать?»
Таможенники задумчиво курили и смотрели сквозь нас. Выпустив очередную струю табачного дыма, один наконец-то смилостивился и молвил следущее: «Ну, не знаю,... Подумайте, может что нибуть и придумайте».

- А мы уже придумали. - сказал Лешка. - Ребята, родные, мы же с вами братья-славяне,.. Ну последний раз, ребят, а?

Таможенники смерили нас взглядом, явно не братским. Ни грамма совести во взгляде, не говоря уже о сочуствии. Только жажда наживы. Какие там еще братья-сестры, дедушки-бабушки, племянники и племянницы? Седьмая вода на киселе. Ну-ка, идите-ка в автобус! Мы сообщим о своем решении.

Мы ушли. Через некоторое время приходит ответ. Нам оказывается готовы простить нашу непростительную беспечность и вопиющую халатность, но разумеется, на соответствующих условиях. Вознаграждением должны были послужить два блока сигарет «Парламент», купленные, как не трудно догадаться, в магазине - «Дютти-Фри». Всего лишь 2 блока сигарет, и все будет забыто, и братство, взаимовыручка, любовь-морковь, сахарные отношения меж славянами, вновь засияют былыми красками! - Мы ж славяне, братья. Мать вас так!


[8] Дюти Фри - сеть магазинов на границе, с беспошлинными, дешевыми товарами.

[9] Дворец Сан-Суси, прусского короля Фридриха Второго Гогенцоллерна (1712-1786).

[10] Польша.

 

ПОЛЬСКАЯ ТАМОЖНЯ

Вы думаете, это все? Так просто? - Н-е-ет. Теперь за нас взялись польские пограничные службы. Бывают же такие славные денечки! Опять мы распаковывали чемоданы. Опять объясняли о самобытности нашего увлечения.

- Это что? - спрашивает таможенница.

- Амуниция.

- Чего?! А ну, стоп! Вы что, с ума сошли! А ну давай распаковывай!

- Вы нас не правильно поняли. Не амунишен - боеприпасы, патроны всякие, тол, авиобомбы и прочая гуманитарная помощь арабским террористам и старине Бэн-Ладану. А амунишен - ранцы там, перевязи, да подсумки, - вполне мирные безобидные, почти домашние побрякушки. Ну честное, благородное слово.

Как то мне все это сразу надоело, осточер-те-ло. До оскомины. Может, ну ее на фиг, эту заграницу. Может, пошла она в жопу. Может лучше вернуться домой, в гребанное тихое Петербуржье?

 

ПОЛЬША

Уже светает. Сквозь зыбкий сон вижу Варшаву, потом дальше поля и бензоколонка. Тут наша первая остановка в Польше и первый же туалет. Ночь оставила по себе неприятную память и горький привкус во рту. Но все в прошлом, а сейчас нужно попробовать умыться, надушиться, попудрить клюв и попытаться составить хоть какое-нибуть впечатление о Пшекии. И то и другое сделать крайне сложно. Первое, потому что очередь в туалет растянулась на километры. Чертовы неженки! - оказывается в военно-исторической поездке не так то просто содержать себя в чистоте. Наше упырское автобусное население понеслось к умывальникам и уютным керамическим горшкам со скоростью света, а то и еще шибче! Там настоящая давка и затор, то есть запор!

Это первое. А второе, какое собственно можно получить впечатление от страны, находясь на бензоколонке? И все же, кое-какое впечатленнице получить все-таки можно. Это, конечно же, польские барышни. Это очень и очень вкусненько! Сотни раз наши упыри-реконструкторы ездили в Европу и все время я слышал от них одни и теже речи: - Заграничные дамы - полный фуфел! - твердили они на перебой. - А самые лутшие здесь, в России.

Так вот, я вам скажу: «Сами вы фуфел! И дамы ваши тоже!» Такие тут барышни, что слюньки текут по подбородку и образуют целую слюнявую лужу. Невольно хочется остаться с ними и позабыть все печали, а вместе с печалями, и прежнии привязанности, и даже - святая святых - узы брака и новорожденных детей!

 

ПОЛЬША 2

Солнце сияет. Мы едем по гарной Пшекии. Кругом поля ухоженные, деревеньки каменные (во всей Польше я видел только два деревянных дома). Домики чистенькие. Иные, как у наших новых русских, только у польского народонаселения это массово и не является признаком такой уж роскоши, как то у нас, в Российской Федерации. Вокруг домов цветники, палисаднички, аккуратно подстриженные газоны... Иногда, на газонах видим некие памятники - старинные сельскохозяйственные машины, очищенные от ржавчины и поставленные тут на вечную стоянку. А один раз видели надраенный пушечный лафет, установленный в частном садике. Никаких тебе огородов перед фасадами домов, никакой брюквы, капусты, кортошки и прочих корнеплодов. Это куда то прячется и маскируется поляками. Все кругом ухоженно, махонько, прянично. Ни страна, а и в правду - пряник! На домах расселись импозантные, выкрашенные яркими красками гномы. Я вот в России ни одного такого гнома не видел и не увижу. Потому что, нету в России гномов. Нету! И никогда не будет! А один дом так просто утопал в этих красочных фигурках. - Сказка! Как ни странно, дополнял колорит государства, художественный фильм «Огнем и мечом», который мы смаковали, серия за серией, всю дорогу по автобусному ТВ.

 

ПОЛЬША 3. СЕЛЕНИЕ МОСТКИ

Это где то недалеко от немецкой границы. Ну может статься, и два лаптя по карте, но мне показалось, что мы потом за считанные часы добрались до Германщины. Так вот - селение Мостки. Здесь у нас дневка или, как говорят водители: - Отстой. Оказывается в нашей тарантайке есть какой то волшебный самописец, который фиксирует каждую накатанную нами милю. После положенного количества километров, автобус должен становиться в отстой. И остоваться в отстое, так долго, пока водители не выспятся сладко и ненаберутся новых сил. Не сходят в туалет обильно-обильно и не покушают горяченького вкусно-превкусно. Если это правило не будет соблюдаться, то европейские власти накажут нас рублем. Да еще каким! Страшным, жутким, миллионным Евро! А у нас, представителей нашей славной родины, какие могут быть Евро? Поэтому мы в отстое - и косвенно, и переносно.

Селение Мостки - великолепнейшее место на земле и вот почему. Вся наша военно-истерическая банда разбрелась по нему и вернулась после, к назначенному часу, с массой положительных впечатлений. Кто то засел в местном пабе и выскреб оттуда все излишки спиртного. Кто то, наконец то, вкусно и обильно поел горячей пищи. Ну а кто то, допустим, как Лешка Аранович скорешился с местными мостковскими (непутать с московскими) бомжами и дегустировал тутошнюю «Сливовицу», равную 2 злотым 50 грошей. Лешка - шельмец, втерся в доверие, и ему показали одно местечко за углом, где сливовица стоила уже на одну злотую дешевле, но он отказался ее покупать. Неизвестно, что это за сливы такие, за рубль 50?

Тогда бомжи предложили Лешке даму. Ого! Из своей среды правда, но зато всего за три злотых! Тут надо было бы подумать, все-таки 3 злотых, но Лешка, хренов чистоплюй, отказался наотрез.

Что же касательно нас, то мы мечтали только об одном - где-нибуть помыться, и отправились на поиски водоема, хотя погода, не смотря на лето, явно не распологала к купанию. Водоем находился в 4 км от дороги к нашей стоянке. Звали водоем - озеро Неслиж. Подойти к озеру вот так вот, за здорово живешь, не представлялось возможным. Со стороны леса оно было заболочено, а с другой стороны - огорожено многочисленными частными территориями. Самый лучший спуск к воде находился в кемпинге. Доброжелательные красные стрелки гостеприимно предлагали зайти во внутрь. Мы держим военный совет и в качестве парламентера засылаем во вражий кемпинг Жанову Наташу. Наташа держит переговоры. Просьба у нас одна, хотя нет, пожалуй, две: выкупаться и не платить за это пенензов. Хозяин кемпинга, а стало быть и этого куска озера, отнюдь не против, и мы радостной гурьбой устремляемся в воду.

Как же я купался в польском озере, урча и булькая от удовольствия, словно маленький голопопый медвежонок! Да, после 2-х ночей и 3-х дней нахождения в автобусе, очень хочется помыться, посвежеть и избавиться от запаха перегара, и прочих запахов тоже. И почувствовать наконец, былую легкость в теле.

Легкость то мы почувствовали. И захотелось нам с такой-то легкостью устроиться в хозяйской беседке, на маленький пик-ни-чек! Ну а дальше, как у господина Михалкова старшего в стихах: - У Жано был джин. А у Гены водка. А у ребят - какая-то автобусная снедь. Ну и «при такой то снеди, как не быть беседе!»

Наташа вторично была отправлена на переговоры. Вернулась она с полной победой и хозяином дома, который решил присоедениться к компании. Михал Богдан, так звали хозяина, согласился выпить с нами по рюмке. Правда, он остановил свой выбор не на русской водке, а на более проверенном и хорошо зарекомендовавшем себя английском джине. После первых рюмок в общую беседу вклинился Геннадьич, до сего момента мрачно бубнивший в течение всей поездки о своих горестях. Многое ему не нравилось, и вобщем не без причин. А тут он оказался, как говорится, в своей тарелке и сыпал репликами в сторону поляка, да такими, что мы покатывались со смеху. Можно было подумать, что хозяин гостепреимного кемпинга он, а не Михал Богдан. Поляк не всегда понимал, что болтал Геннадич, и слава богу. Геннадич же выдавал всецело поглощенный своим красноречием, и все в таком духе, мол: «А боярыня твоя где? В церкви что ли? Нету!? Ну, и замечательно. Нафига нам эти брачные обязательства! Мы ведь люди молодые, а Михал!» Или: «Ты чего там жмешься? А ну, давай за твой кемпинг по рюмке! Да за хозяество твое, больно оно мне нравится».

Потом, помимо Геннадича, и наши вконец оборзели и стали просить у гостепреимного поляка лодку на прокат. Михал Богдан любезно предоставил требуемое судно, вместе с соответствующими аксесуарами - веслами, не взяв при этом ни копейки. Наши гуртом повалили к лодке, плюхнулись туда, взмахнули веслами и.., разумеется завопили про эти треклятые, гребанные челны со Стенькой Разиным. Я все думаю, когда-нибудь русские люди выдумают еще какую-нибудь песню об летнем отдыхе на воде или все так и сведется к треклятым гребанным челнам. Немецкие рыбаки - туристы, приехавшие за тишиной и покоем в кемпинг, при таких надрывных воплях, тут же начали сматывать удочки.

По дороге обратно мы много философствовали, где лучше у нас или здесь? Спор этот не мог не возникнуть. Уж больно разительный контраст возникал между нами и ними. Жано перебил тему, рассказами о давних походах. Допустим, вспоминал он такой случай. Как то, на заре 90-х из всей питерской ассоциации, приглашенной на Аустерлиц в Чехию, приехал только он один! Как так могло получится, что все доблестно забили на войну, - не понимаю. Так вот, на обратной дороге из Чехии, помимо всяких подарков и сувениров, Жано прихватил с собой как вы думаете что? - Пару-тройку (внимание!) пустых пластиковых бутылок, поскольку у нас такой, во всех отношениях легкой, небьющейся и, не побоюсь этого слова -элегантной тары просто не было! Воображаю, каково ему пришлось на томожне: - Что везете? - спрашивают, а он: - Да, так, ничего особенного, сувениры там всякие, вещи, да еще пластиковые бутылки.

Местность, по которой мы идем назад, восхитительна! Я не очень шибко разбираюсь в природе, но по-моему нас окружает дубовая роща с убегающими вглубь маленькими, выложенными булыжником, дорожками. Кое-где видны поросшие мхом старые доты. «Эхо войны».
Столетние дубы, мрачные доты, заросшие траншеи - именно так мое воображение предстовляет логово самых именитых германских партэгеноссэ. Может быть там, за поворотом и есть тот самый бункер, каторый так долго ищет наш Геннадьич? Ну нет, за тем поворотом - маленькое поле желтой польской пшеницы. Вот интересно, что здесь творилось во время войны?

После такой прогулки нас ждет великолепный ужин под тэнтом польского ресторана. Отмывшиеся, посвежевшие и прекрасные, надышавшиеся свежего лесного воздуха, мы с жадностью набираем в организм еду. Я расчувствовался - горячая пища, красные и золотые рыбы в маленьком ресторанском бассейне, прекрасное обслуживание, девушки, офицанточки - лапочки, полячечки, ляшечки, пупсики, кружавки, юбченки... Все - напился и теку сладкой лужей.

Лешка потчует нас местной сливянкой - вот это сливы! Эта та самая, бомжевская, за 2 злотых 50 копеек! Пробуем польское пиво - дерьмовасто, пастеризованно, водянисто.

 

ГЕРМАНИЯ

Я сплю. Это дико неудобно. Рядом Герцог занимает полтора сидения из двух. Его жаркий бок постоянно нагревает меня до температуры 100 градусов Цельсия. Ни дуновения ветерка. Мерно гудит мотор. Последние метры польской земли. Впереди - гарная Германщина, и вот уже мелькает зеленая фуражка немецкого пограничника. Мы проходим таможню и теперь безостановочно шпарим по Западной Европе. Выбрались, так сказать, на оперативный простор! Больше нас никто не останавливает.

Из Германии я видел только автобан да трубы заводов, а вот в Бельгии мы вляпались в чертов город Антверпен.

 

НИДЕРЛАНДЫ, БЕЛЬГИЯ, СЕВЕРОВОСТОЧНАЯ ФРАНЦИЯ

Как мы не пытались выехать из него, все равно въезжали с другой стороны. Конечно, для нас северян из дикой Московии, не избалованных красивым жилищем и чистотой улиц, было в диковинку видеть этот уютный и чистенький городок, но когда 20 раз подряд колесишь по нему из конца в конец, то начинаешь ненавидеть образцовый порядок и мирный европейский уклад жизни. А внутри организма начинает клокотать гунская орда, и сам Атилла лезет из желудка на просторы! Если въедем в 21 раз - все, Антверпен, участь твоя будет ужасна!

Слава господу всемогущему, мы выбрались из этого жуткого городишки. Под конец нас здорово насмешила одна тетя из чугуна - памятник бреющейся девочке. Девочка может и не брилась, но вид у нее был такой, будто она смотрит в зеркальце и тщательно соскребает недельную щетину с пухлой чугунной щечки.

Широкое гладкое шоссе. Справа аккуратные домики с вольерами. В них, как я понимаю, разводят всякую живность: оранжевых коров, домашнюю птицу, косуль и, о чудо, - страусов!

Скоро мы въехали во Францию. Поняли мы это тогда, когда увидели скромную вывеску - «France». Такую самую обыкновенную, синию вывеску с белыми буквами. В России подобными вывесками обозначают селение «Кислодрищенск», а тут пожалуйте - Французскую республику.

Итак, мы во Франции. А ну-ка, поулюлюкаем от радости и счастья, и постучим в ладоши, ибо время нашего кочевья, скоро закончится и начнется оседлый образ жизни в БУЛОНСКОМ ЛАГЕРЕ!

 

БУЛОНЬ

Приехали мы днем и как только встали на булонскую землю, как тут же захотелось обратно в теплый вонючий автобус. На нас дунул такой ледяной ветер, который моментально прочистил наши сонные мозги и вернул подобие бодрости духа. Стоило забираться так далеко, что бы снова очутится на диком севере, и это еще в середине лета!

Наш лагерь, это собственно плоскогорье, на котором царствует ветер и где то там далеко, в белых барашках свирепствует серое, несимпатичное море. А я то дурак, еще крем от загара взял, полотенце там, пляжные тапочки, да очки от солнца. Какое нафиг - солнце! Мне то, с моим весом, здесь кирпичи в карманах носить надо, что бы в Англию не улететь.

При таком попенгагене с погодой комично выглядит установка палаток. Впрочем, она выглядит всегда комично. Ваши товарищи, путающиеся в полотне, орут благим матом пытаясь перекричать погоду и вас - мелкого недоумка, который никак не может подпереть колышками некое сооружение, которое в идеале должно напоминать палатку.

Мы стоим рядом с поляками - Висленский легион и, кажется, 2-ой полк герцогства Варшавского. Впереди нас гвардейские шеволежеры-лансъеры, к каждой палатке которых прикреплена пика с неунимающимся ни на секунду флюгером. Кажется, по-польски пика значит «ланса». На следующий день слева нас подперли киевляне - Висленский легион с Украины. Так что, в итоге собралось совершенно фантастическое количество польских солдат! Вмиг потемнела земля от обилия синей с малиновым и желтым униформы. Заиграли флюгера над четырехугольными шапками - рогатевками. Засияли солнцевидные плакеты на булонском берегу!

Каким-то чудо-образом мы подперли нашу палатку кольями, натаскали соломы, переоделись в дурацкое[11] и пошли осматривать местные достопримечательности, в виде строящегося лагеря, окрестных полей, наполеоновской колонны[12], до местного супермаркета «Мушкетеры».

Что особенно бесит в Европе, так это обилие изгородей, загородей и частной территории. Мы как полосу препятствий преодолеваем всякие там заграждения, в том числе и колюче-проволочные, обсолютно не считаясь с какой бы то ни было собственностью. Мы - дикари с востока, пока что необезабраженные капиталлистическими ценностями.

Считается, что супермаркеты - магазины для бедных. Ну что ж, - нехай! Для бедных так для бедных, нас это вполне устраивает. Здешнее изобилие, как раз для меня. Тем более, что я могу здесь выполнить пару заказов порученных мне на родине. Друзья-товарищи попросили купить во Франции всяченских вкусных вин и коньяков. Одна добрая барышня-француженка, помогает с выбором в этом безбрежном море алкоголя! Она расказывает о тонких букетах бургундских вин, а я думаю, как эти букеты будут изчезать в бездонных глотках моих товарищей в Петербурге. Она остановила мой выбор на красных сухих винах из Бургундии и Бордо. Я благодарен и целую ей лапки.

Наши покупают этот чертов вонючий сыр. По-моему нет ничего вкуснее обычного Пешехонского и вскорости мне предстоит дополнительная возможность убедится в этом. Предстояла встреча с Камамбером!

Отягощенные напитками мы вышли на улицу. У меня в мешках приятно булькали коньяки и вина. Для ближайшего пользования и уталения жажды была приобретена 5-ти литровая канистра с красным вином. Боря - молодец из 46-го, по запарке купил безалкогольное винище. Представляете, бывает и такое в славной буржуинии! Оно было распито с большим удовольствием и по вкусовым качествам гораздо лучше своих алкогольных собратьев. Во всяком случае, мне так показалось.

И вот мы, отягощенные булькающей, стеклянной добычей, шумною толпой идем по местной Бесарабии - то бишь булонскому предместью. Солнце светит и потихоньку начинает жарить тело. В маленьких булонских улицах почти не ощущается ветра и погода наконец-то начинает напоминать летнюю.

А навстречу нам сам дяденька Вальдемар чешет, в белых кроссовках, и джинсы на нем чистые-чистые, и рубашка глажена, и физиономия кругла и аккуратно выбрита. Как будто и не было никакой дороги, а надо заметить, что его-то путь в Булонь начался аж самой Астрахани! Он хвастается своими первыми трофеями. Оказывается, наш подчтенный антиквафен[13] уже разыскал местную антикварную лавку и выудил оттуда два ценнейших трофея! Это две офицерские шпаги на вторую империю[14]. Шпаги - подлые[15], в подлых же ножнах и в масле для лучшей сохранности. Стоимость шпаг не ахти какая сногсшибательная - всего-навсего 400 евреев[16] каждая.

Идем дальше. Удиновские ребята, да и сам дядька Удинот, хмурят брови и настоятельно советуют всей компании пойти на поиски вархамеровского магазина[17] солдатиков. Он где-то здесь, а мы - подлые лодыри, не хотим найти свое счастье. Да, мы не хотим, каюсь. Видали мы такое счастье в гробу, в белых тапках! Поэтому наша группа разделяется: удиновцы идут на поиски Вархамера (кажется, я правильно написал), а мы - на поиски спортзала, где остановились москвичи, поляки и севастопольцы. Мы поручкаемся с кирасирами 5-го, а заодно заберем Вальдемаровы шмотки, для совместного житья-бытья в палатке.

Постепенно мы углубились в город. Начался и усугубился урбанистический пейзаж. Какие-то чумазые дети окружили нас и что-то орали. Орали они, на мой взгляд, в наш адрес, явно что то недружелюбное и нехорошее.

- Это арабчата, - сказал Герцог - очевидно, дети тутошних пролетариев.

Эти ребенки с буйного юга напомнили следущую историю. Кто-то рассказывал мне, что в позапрошлом году в Булони наши останавливались тоже в каком-то там спортзале и в каком-то арабском предместье ( уж не то ли это зал? Уж не то ли это предместье?) И вот тогда-то, одним погожим вечерком, возле зала и произошла грандиозная потасовка наших реконструкторов и местного, недовольного нашим вторжением, арабского населения. Кто-то кого-то задел. Кто-то кому-то ответил парой жарких фраз. Кто кому - тайна, покрытая мраком. В общем, наши - русскоязычные схватились в рукопашную, а когда силенок стало не хватать, взялись за тесаки. - Стоп, одну секундочку! - сказали на это арабы и застучали пальцами по клавишам мобильных телефонов. И полетели по кварталу эс-эм-эски с арабским призывом: «SOS! Наших бьют! Эй, честные мусульманине! Выходи на улицу! Опять неверные наших обижают!» Тут же арабы из-за всех углов повылезали, братьев своих арабских из беды выручать. И, кстати, на всякий случай, прихватили с собой бейсбольные биты! А вдруг понадобятся? И понадобились конечно.

После бит уже завопили наши: «Мол, русские не сдаются!!! Нас так просто бейсбольной битой не возьмешь!»

И уже все нации, объединенные исторической реконструкцией и ночевками в общековом спортзале, откликнулись на призыв. В итоге получилась отличное побоище, надеюсь, с обильным кровопусканием! Потом приехали жандармы и повязали самых бойких и непримиримых противников.

Штинский рассказывал нечто другое, уж не знаю, участвовал он в этой стычке или может была еще какая, только шагал он как то, со своими товарищами по Булони. Вдруг видит в одной из кафешек группа беспокойных лиц арабского происхождения зажала парочку наших и что-то уж слишком сильно жестикулирует перед их носами. Штинский да товарищи бросились выручать своих. Ну и пошла в кафешке махальня. А тут, случаем чехи шли. Увидели, что собратьев реконструкторов мутузят и, не мудрствуя лукаво, тоже в драку сунулись. Идет, кипит бой за правое дело. Стонет араб под интернациональным кулаком. Мат русский висит над побоищем...

Что же решило исход боя? Вернее, кто? Оказывается англичане подсобили. Именно они несметной толпой шлепали в этот час и так же, как чехи, англики поспешили своим на помощь. И дело военно-исторической реконструкции наконец-то получило подавляющий численный перевес. И как следствие - безоговорочная капитуляция арабской стороны. Как говорил классик: «Добро торчит, порок наказан!»[18]

Кстати, пару слов о тех истериках, из той предыдущей истории, кто очутился в жандармерии города Булони. Когда выяснилось, по какому поводу и против кого были применены тесаки, то французские жандармы официально разрешили реконструкторам носить их при себе. И более того, если вторично возникнет драка, и тесак реконструктора мимоходом вспорет мохнатое брюхо араба, то жандармы, как один, обязуются закрыть глаза на происходящее. Связанно это с тем, что данная часть населения города Булони является редкостным паразитом. Ничем особенно не занимающимся, кроме криминального бизнеса и получения пособий от французской республики.

Спортзал - это, на самом деле, спортивный комплекс. В нем находится баскетбольно-футбольный зал. Именно здесь, вдоль стенок, на матах расположилось большинство наших коллег. Местечко, скажем, так себе. Душно, мало воздуха, но зато есть душ и туалет - вещи немаловажные. Хотя, конечно, ничто не заменит ночевки в общем палаточном лагере на берегу Па-дэ-Кале. Впрочем, как показали дальнейшие события и там, и там были свои прелести.

Повидавшись с кирасирами, мы всем гуртом отправились в обратный путь, в лагерь. Там уже значительно увеличилось количество палаток. За последние часы брат-истерик повалил валом из всех уголков объединенной и необъединенной Европы.

Поляки и мы зажгли бивачные костры, и, между прочим, получили ужин. Ужин был прекрасен, за исключением двух «но»: первое - ужин был холодный, второе - в ужин в обязательном порядке входила пайка камамбера.

Кстати, по поводу бивачных огней: из-за сильного ветра никто не стал их разводить, точнее это было запрещено. Мы же, напротив, зажгли так, что поток оранжевых искр устремился на палатки впереди стоящих улан. Тут же появились жандармы[19] и современная пожарная машина. Мы не стали пререкаться и выстроили из поленьев что-то типа забора, препятствующего искрам зажечь палатки дружественных нам поляков. Таким образом, огни были спасены и когда солнце стало садиться, а люди и не думали ложиться спать, наши костры послужили своеобразным маяком - местом сбора всех желающих активных действий после полуночи. Ну, и как положено у нас родине, мы и зажгли в ту ночь!


[11] «Переоделись в дурацкое» - самоирония. - Переоделись в военно-исторические вещи.

[12] Колона увенчанная фигурой Наполеона Бонапарта, построенная,... а впрочем, какая собственно разница!

[13] Антиквафен - нем. Прозвище В. Немчинова.

[14] Вторая империя - Империя Наполеона Третьего.

[15] Подлые - Подлинные.

[16] Евро.

[17] Вархамер - магазин, где продаются всякие там фигурки, в стиле «фэнтези».

[18] Б. Гребенщиков «Поэма о джинсе».

[19] Военно-исторические жандармы французской гвардии, следящие за порядком в лагере.

 

1-ая НОЧЬ

Что же это был за праздник! Все нации собрались у нас на биваке. Французы, бельгийцы, голландцы, немцы, чехи, поляки, англичане. Все мундиры, всех армий перемешались тут, как будто в каком-то фантастическом калейдоскопе. К нам подходит молодец в беске[20] с белым околышем и помпоном, весь ушитый шнурами по самые уши. Я спрашиваю его:

- Ты легкий драгун?

- No, no! I'm hussar! - кричит он и показывает на свой синий ментик, отороченный белым мехом.

А ведь действительно гусар. Как он бойко завопил, что никакого отношения к драгунам не имеет и иметь никогда не собирается, как будто легкие драгуны какие то прокаженные. Блеснул пуговицами и шнурами, качнул шапкой с помпоном и завертелся на каблуках.

К нам подошел висленский гренадер с помятой красной физиономией. Видимо, поляки, на своем биваке тоже зря времени не теряли. Он стал нашим переводчиком в нелегком общении с англичанами. Потом мы очутились в объятиях 71-ого легкого. Если я не ошибаюсь, их еще называют «Стрелки Глазго»[21]. Натуральные они шотландцы или нет, выяснить мне так и не удалось. Но напитки, типа: коньяк, виски, «Немировку» они кушали крепко. Тут даже особо упрашивать не приходилось, зато приходилось активно подливать добавку в тянущуюся со всех сторон пустую тару. Таким вот образом, мы лишились всех имеющихся запасов спиртного, включая подарочные. То, что должно было поехать в Россию к родственникам, дядям, тетям, друзьям и любимым исчезло в бездонных глотках англичан, но я ничуть не жалею. Ну да, останутся родственники без сладких вкусных напитков, поворчат - «предатель» и прочее, ну так что же делать, если мы такие оболтусы... И потом, не в напитках счастье!

Зато, как было весело! Помню, мы познакомились с британцем - маленьким рыжим трубачом польских шеволежер - лансъеров гвардии. Он единственный в своей группе англичанин и это достаточно экстравагантно, поскольку я еще нигде не встречал британца реконструирующего поляка, да еще и на службе у французского императора!

Были у нас бельгийцы, и один француз - старогвардеец. Напился сей француз до белых карлов и что-то закартавил по-французски, нечто нечленораздельное. Решили мы его домой отвести. Попросили Удино пообщаться с ним на его родном языке и узнать, где он живет? А француз, в это время уже груду мусора напоминал - двух французских слов связать не может. Стали его по лагерю водить, будто экзотического мопса на веревочке. Никто его брать не хочет. Еще бы, такой кусок, сами знаете чего! Привели его, наконец, в лагерь Старой гвардии.

- Ваш? - спрашиваем.

- Наш, - отвечают.

- Ну так, забирайте.

- Нет уж, дудки! На фиг он нам такой нужен.

Дальнейшая судьба этого горя-пропойцы нам неизвестна.

Еще познакомились мы с британскими легкими драгунами. Вот это славные ребята! Отлично вымуштрованные, съезженные англосаксы. «До смешного доходило!» Допустим, по приезду на лошадках к себе в лагерь, по сигналу трубача, они привстают в стременах, как обученные цирковые макаки, потом по второму сигналу вытаскивают одну ногу из стремени и только после третьего сигнала спускаются на землю. Вы можете представить подобную муштру! Лично я - нет.

Что касательно попойки, то она завершилась поздно ночью общим помутнением рассудка и крепким, с храпотцой, здоровым сном. До скорого - второе похмельное утро во Франции!


[20] Беска - бескозырка.

[21] 71-й легкий британский полк.

 

ЗАВТРА

Порывы ветра с дождем периодически барабанят в палатку. Лежишь на груде соломы, упакованный в теплые тряпки, а дождь бьет по полотняной крыше, просеивая капли в мелкую дождевую пыль, которая оседает блестящей пленкой на лице, шинели и любом другом предмете нашего белого дома. Сукно, насыщенное влагой, твердеет в причудливом рельефе. Здесь все сияет миллионом дождевых шариков, а вверх идет пар.

Уже светло. Тело занемело лежать в одной и той же позе. Надо бы вылезать из этой норы, но глаза смыкаются и вновь попадаешь в цепкие лапы сна. Минутку, а может и больше, сон нежно вдавливает сознание обратно в глубины организма. Не нужно шевелить частями одеревеневшего тела. Еще немного забытья. Еще чуть-чуть, бегут секунды... Еще немного и будет завтра.

 

СУББОТА

Преображенец

Суббота - убийственный ветер.
Как-то случайно, без особого повода, вспомнилась байка рассказанная Дэфом[22] про его Булонь[23]. Как-то, в русский лагерь пришел здоровенный, импортный французский кирасир, желающий выпить русской водки. Ну что ж, желает человек водки, так на, ешь ее на здоровье! Треснул яду сей кирасир изрядно и бревном повалился в русском лагере. А, как говорилось выше, человек этот был весьма дороден, зашкаливал за два метра с кепкой! Наши и не стали его таскать и беспокоить себя лишний раз - ну, спит человек и спит.

На следующий день за своим солдатом пожаловал унтер (Штинский хает Дэфа и поправляет, что это - де, был не унтер, а какой-то начальник в густых эполетах[24]).

- Где мой, трам-парабам, гребаный воин? - очень вежливо спросил он.

- Да вон там. В соломе отдыхает.

Было много соломы и тот здоровяк ночевал в ней. Спал он закопанный так, что торчали одни только шпоры. Сначала откопали его нескончаемые ботфорты, потом оставшиеся ноги и тело, длинное, как у удава. Человечище спало сном праведника. Унтер же наблюдал разрушительное действие вчерашних возлияний на своем подчиненном. Но, впрочем, он и сам был не прочь попробовать столь дивного, эксклюзивного напитка, тем паче, что его так активно уговаривали.

- Ладно, - сказал он, явно соблазненный, - вы и мертвого уговорите.

Откушав, он крякнул, закусил соленым огурчиком, почувствовал, какие-то новые, никогда не испытываемые ранее вкусовые ощущения и вдруг понял, сколь много он потерял не будучи накануне в гостях у русских. И еще больше возненавидел своего пьяного солдата, который как раз, в отличие от унтера, ничего не терял, а только приобрел.

- Ну, он у меня дождется! Уж я ему, на арахис выдам. А ну, вставай, сволочь!

Кажется, в районе 11-ти мы должны выстроиться перед лагерем на поле. Поле, куда выходят наши толпы, подстрижено аккуратным полубобриком. Видимо, раньше тут произрастали полезные сельскохозяйственные культуры. Теперь тут стоим мы. Здесь вся Европа, не вижу я только традиционного Наполеона - местного актера, что-то типа своеобразного традиционного Деда Мороза на Булонском фестивале. Он постоянно, из года в год играет одну и ту же роль императора. Куда-то он запропастился сегодня, как думается мне, к буйной радости одного небезызвестного человека, имя которому Олег Валерьевич Соколов[25]. Этот последний, на дух не переносит театрального Наполеона. Не может же быть на поле двух императоров! Один из них явно лишний и, по мнению Олега Валерьевича, лишним является - догадайтесь, кто?

Кстати, про того театрального императора существует следующая байка. Небезызвестный Виталий Борисович Королев рассказывал следующее про свою махровую Булонь 90-х[26]. Так вот-с, обходит как-то сей император булонский лагерь и натыкается случайно на палатки павловцев, и говорит: «Хочу выпить с любезными моему сердцу русскими гренадерами».

- Ну, - отвечает ему Виталий Борисович, - садись, Наполеон Карлыч. Третьим будешь.

Нацедили ему кружку. Взял император свои полста. Бахнул... Ничего не сказал, шляпу только поправил и так тихонечко-тихонечко удрал со своими егерями в ночь дремучую. Огородами, огородами ушел, только его и видели.

- Ты чего ему дал-то? - спрашивают меньшие павловцы дядьку Витальского.

- Да как что, спирт.

- Во блин! Ну, никакого уважения к коронованным особам.

Но вернемся в день сегодняшний и сегодняшнюю Булонь. Напротив нас, французов, уже выстраивается линия наших вчерашних собутыльников - англичан. Вот тут, справа, группа Райфлз[27], а рядом шотландцы 42-го и 92-го, а также 71-ый легкий - Стрелки Глазго. Еще дальше - королевские фузилеры[28] и Колдстримские гвардейцы[29]. А так же, если не ошибаюсь, Германский легион[30] в синей форме. На левом фланге группа музыкантов - солянка из всех полков. Из них всех выделялся волынщик 42-го. Как он волынил - это просто объеденье! Но, как я узнал позже, этот волынщик с туманного Альбиона, оказался всего лишь выходцем из средиземноморского башмака[31] и отношение к Шотландии имел точно такое же, как мы с вами. Нет, я ничего не имею против, в конце-концов я сам далеко не француз, но по отношению к шотландцам у меня все-таки существует некое предубеждение. Я думаю, что этой темой должны заниматься люди, имеющие соответствующие корни, допустим, как у нас казаки. Я знаю, что многие наши лейб-казаки[32] являются потомственными казаками. Хотя, чего греха таить, я бы тоже хотел в шотландцы. Ну а чего! Форма красивая, кильт, берет - все дела...


[22] Дэф - дэ-Франс. Он же Дмитрий Алексеев - унтер-офицер Преображенского полка.

[23] Военно-исторический фестиваль - Булонь ... года.

[24] Имеется в виду - офицер.

[25] Олег Валерьевич Соколов - президент военно-исторической ассоциации России. (Он же - Сир, папа, гранд-папа, государь император, Сирский, да мало ли еще кто!)

[26] Виталий Борисович Королев - руководитель и основатель клуба Павловский гренадерский полк.

[27] 95-й легкий британский полк (Великобритания).

[28] 7-й полк. - Королевские фузилеры (Великобритания).

[29] Колдстримские гвардейцы - гвардейский британский полк (Великобритания).

[30] Германский легион, на британской службе. Откуда они родом - не знаю. Не успел познакомиться.

[31] Итальянцем.

[32] Лейб-гвардии казачий полк (Россия).

 

СУББОТА НОМЕР 2

Очень долго стоим. На ветру холодно. Тоже мне, Франция! Июнь месяц!

Вместе с нами наши кирасины[33] и бельгийские драгуны[34]. Один из них выехал в поле верхом. Красавец мужчина на красавце коне - рыжем гановерце. Драгун, мужчина видный - цветной, здоровенный губошлеп, с серьгами в ушах, хотел купить мою каску, но куда там! Oна ему едва на макушку налезла. Видимо он был не против немножко повыпендриваться - покрасоваться на публике и пустил своего гановерца галопом вдоль строя, на зависть нашим спешенным кирасинам. Потом он остановился рядом с Костей, пока что единственным верховым из всех рассейских кавалеристов. Когда они оказались вместе, то сравнение было явно не в пользу Кости. Наш Костя - кирасирский вахмистр, на своей пегой коняге смотрелся пацаном в отцовских штанах по сравнению с 2-ух метровым здоровяком мулатом и его гигантской лошадью[35].

Наконец-то какие-то действия. Сейчас нашу длинную кишку, многонациональноголдящую на всех мыслимых и немыслимых европейских языках, а может и мировых, кто ж его знает, ощетинившуюся оружием и в ярких всполохах знамен, двинули на поле. Поле - небольшая зеленая лужайка, огороженная справа кустами и скоростной железной дорогой. Воображаю, каково французским мамашам или, скажем, банковским работникам, или бог знает еще какой сволочи едущей в электричке наблюдать за нашими маневрами. «Мама,мама, смотри!» - кричат мамашам детки, - «Солдаты, старинные солдаты!» А вокруг курчавый дым, пятна знамен, линии и колонны старинных солдат, двигающихся на встречу друг другу. Военное 19-ти вековье в окошке суперсовременного поезда.


[33] Имеется в виду 5-й полк французских кирасир (Россия).

[34] Имеется в виду 2-й полк французских драгун (Бельгия).

[35] Во французские кирасиры брали здоровенных, кабанистых мужиков. Кровь с молоком! Чугуний! Под стать всадникам был и конский состав. А в драгуны - средняя кавалерия, шли служить коняжки поскромнее и люди меньше ростом.

 

СУББОТА НОМЕР 3

Мы находимся в огромных массах французов. Нас в два, а то и в три раза больше, чем союзников. Наконец-то я вижу такую густоту французских рядов, и мое профранцузское сердце ликует!

Сирский сформировал мощную колонну, из всей восточной Европы[36]. Мы - спешенная кавалерия, приняв какое-то подобие строя и организации, замыкаем эту феноменальную толстуху.

Впереди всей французской линии рассыпалась в цепь 9-ая легкая полубригада[37]. Какие слаженные эти легкачи, и как их много! Одной своей стрелковой цепью они прикрывают весь французский фронт! Будто заводные игрушки, они перебегают с места на место и лупасят беглым огнем. По-моему, сейчас они одни, без посторонней помощи сдвинут всю английскую линию. Уж больно шибко они разошлись. Впрочем, справа на легкачей 9-ой рысят английские легкие драгуны. Те самые, с которыми мы пили прошедшей ночью. В ответ, 9-ая из цепи моментально сбивается в плотные массы и палит во всю дурь и во все стороны. Ее поддерживают передовые французские части залповым огнем. Первый раз в жизни я видел такое количество действующих мушкетов одновременно. Волна выстрелов, катящаяся по рядам справа налево, а потом - обратно. Непрекращающаяся беготня огня, как-будто его решили поддерживать специально и передавать огонь от ствола к стволу. Стоит невообразимый треск! В воздухе клубы порохового дыма. Просто картинный вид! Теперь я понимаю, здесь на западе, сражения не нуждаются в дополнительных звуковых эффектах. Тут и так стоит потрясающий, насыщенный военный шум! А у нас, в России, наши битвы вынуждены постоянно подзвучивать и дополнять пиротехническими эффектами. Я сказал подзвучивать - это значит, что наши пушкари долбят пулеметами и с такой дурью, что перепонки из ушей вываливаются. Если бы не было сей потрясающей какофонии и искусственно созданных пиротехниками взрывов, то по полю разносились бы только жалкие петардные пуки, ибо подавляющее большинство русских реконструкторов вооружены нестреляющими муляжами ружей.

На британскую кавалерию погнали драгуны 2-ого полка, успевшие до начала битвы каким-то образом олошадиться. Британцы, не дождавшись стычки, принялись удирать и правильно сделали, поскольку к драгунам гвардейские егеря[38] присоединились, и численность французов получилась два против одного британца.

Французская пехота перестраивается и валит свои массы далее, на англичан. Если смотреть от меня, то получается бесчисленное количество затылков, киверов, шляп, помпонов и ружей, синхронно двигающихся в английскую сторону. Мы плетемся в самом хвосте всего действия.

На сцену, впереди всей британской линии, выходят Райфлз. Они по свистку своего офицера вытягиваются в длинную зеленую кишку. Поворачиваются к нам и дают залп из штуцеров. По второму сигналу Райфлз дружно, скопом валятся на землю, предоставляя возможность разрядиться соседям, стоящим позади. Потом они вскакивают и, повернувшись налево, цепочкой, друг за другом бегут вдоль всего британского фронта. Их унтера и офицер «теплым» словом подгоняют своих подчиненных.

Наша массивная колонна вступает в дело. Мне плохо видно отсюда, кажется, поляки там имеют виды на прорыв английской линии. Но вскорости их отшвыривают. Нам слышны команды польских офицеров «В тыл марш!», и весь их строй начинает пятиться под счет «и раз, раз!» Итак, после них в очереди севастопольцы[39] и 46-ые. Сейчас, я надеюсь, и им достанется по усам. Ну а потом, и наша очередь не за горами.

И вот, наконец, в дело вступит краса и гордость групп реконструкции с востока.., господа, прошу минуточку внимания, дамы, готовьте чепчики.., и так, любимцы публики - спешенная тяжелая кавалерия в левом углу ринга! Оркестр - туш! Пока нас еще не видно, но наше гордое урчание из-под тяжелых касок и хромая сапожная поступь уже слышна! Так трепещите же, подлые враги-злодеи нашего обожаемого цезаря! Сейчас мы вам прибавим на орехи! Да, как громко и пафосно, можно сказать, поэтично, выразился я! Жаль, что на самом деле вышло совершенно по-другому. Мы попробовали изобразить стрельбу - жалкие потуги. Желтый драгун[40], Жано и я пальнули из мушкетов. Выстрел получился только у желтого. А наши фирменные стволы с королевскими замками[41] (Уж извини, Виталий Борисович), как-то подозрительно хрюкнули и перестали работать. Я уж и кресало протер, и затравочное отверстие прочистил, и на полку пороха насыпал столько, что не то что картуш (заряд в стволе), очередной небоскреб взорвать можно! И кремень ему проклятому заменил, и окалину сбил. И уж не знаю, что ж этому окаянному ружью еще нужно! Вот сейчас самое время кое-что крикнуть, например «Измена!», переколоть офицеров, да в тыл, как можно шибче.

А англичане, знай себе палят - куда им наши проблемы. Первая шеренга 46-ых опала, как озимые от убийственно мощного залпа! Англичане рады радешеньки от такой обильной смертности в наших рядах, а мы проходим через поваленные людские груды в синей форме. Вдруг под моей ногой кто-то истошно пискнул. Я чуть не умер от страха! Оказалось, вопль исходил от Берта[42]. Я встрепенулся: неужели я задавил Берта? Может, как-нибудь случайно на него наступил или что-нибудь в этом духе? Мы только что прошли то место, а туда уже неслись санитары в коричневой форме. Что там было дальше, я не знаю - мы шли безостановочно вперед. Английская линия перед нами нарастала, как каменная стена. Потом она жахнула, и мы рассыпались, и скоренько отвалились назад, изображая паническое бегство.

Слева от нас Старая гвардия, напротив них - шотландцы. Когда «мишкины шапки» подступили уж совсем близко, шотландцы задрали кильты! Это, видимо, за тем, что бы поразить и уязвить врагов в самое сердце! Или чтобы последним лучше было видно подкильтовые шотландские прелести? Гвардия опешила и затормозила, не зная, как реагировать и что предпринять на подобную наглость. Может идти дальше, ничего не замечая? Ну, да где там, не замечая! Разве можно такое не заметить! А может быть снять кюлоты и тряхануть в ответ. Ну, нет, господа, мы же цивилизованные люди.., чтобы вот так, прилюдно спускать с себя штаны. Скорей всего, гвардейцы как и в тот, исторический раз[43] выдали соответствующее обстоятельствам[44].

Но, давайте-ка вернемся к Берту. Точнее, вернемся к отбитию нашей атаки и нашему поспешному возвращению на прежнюю позицию. Именно посредством этого бегства мы и очутились перед бертовскими останками. А точнее носилками. (!?) Да, носилками. Берт радостный, с перевязанной башкой, в окровавленных бинтах, будто геройский красный комиссар, весь прошитый пулями, возлежал на носилках. Именно возлежал! Вокруг хлопотали санитары, т.е. военно-исторические санитары. Они были в коричневых мундирах (видимо, этот цвет не особо маркий. Наверно, он преспокойно впитывает кровь и прочее человеческое внутреннее, не оставляя никаких следов).

В задачу санитаров, тех 19-вековых входил сбор тел, живых и уже не очень, с, так называемого, поля чести и помощь хирургам во время операций. Допустим, санитары держали раненого, пока хирург отпиливал искалеченную конечность. Ужас, правда? Впрочем, наши санитары жизнерадостно улыбаются, отпиливать им пока что нечего. Улыбается и сам виновник торжества. И у него есть все основания так делать. Ибо он жив и совершенно здоров. Окровавленные тряпки - это бутафория. А, во-вторых, Берт дает интервью какой-то тутошней телекомпании. Вид у него геройский. Еще бы - весь перемазанный пороховой гарью, бинты на лбу, санитары, носилки... «Во дает!» - думаю, - «Со мной там, на поле, чуть родимчик не случился от его воплей, а он ничего, жив, здоров и улыбается в 32 белых».

Обед. Все очень вкусно, за исключением сыра. Дали бы мне какой-нибудь черствый, обычный, отечественный, а не эту плесень, как бы я обрадовался! В комплект с обедом так же входило безграничное количество пива, как говорится «без дна и берегов». Вместо пива можно было взять воду. Слышал я как-то такую байку: кажется, в одну из прошлых Булоней, посередь лагеря стояла гигантская сетка с пивом. Каждый, кто хотел, брал оттуда баночное пиво, сколько душе угодно. И вот, когда оно закончилось, а вместо корзины с пивом остался метровый слой грязи и раздавленная почва, туда стали нырять наши казаки, в поисках завязших банок. Периодически им везло и они выуживали из дерьма на свет божий дюжину грязных банок. Казаки, как видно, радовались своей добыче и смекалке, а приехавшие вместе с ними русскоязычные, пытались сделать вид, что незнакомы с казаками - больно стыдно и омерзительно было видеть своих коллег, барахтающихся в грязи из-за какого-то там пива.


[36] Имеется в виду, из всех клубов, приехавших из восточной Европы.

[37] 9-я легкая французская полу-бригада. Состав интернационален. Ядро и командование клуба - британцы. Самая большая группа реконструкции в Европе. Около 100 человек.

[38] Конные егеря императорской Гвардии (Франция).

[39] .....

[40] Драгун 21-го французского драгунского полка. Отличительный полковой цвет - лимонный (Франция).

[41] Имеется в виду - кремневые замки ружей.

[42] Берт он же Альберт - фузилер 46-го французского линейного полка (Россия).

[43] Имеется в виду, битва при Ватерлоо.

[44] «Дерьмо!»

 

ПУГОВИЧНЫЙ БУМ

После всяческих воинских перипетий и в момент послеобеденной неги мною вдруг овладела маниакальная страсть по обмену пуговиц. Я хватал западных реконструкторов за лацкан и менялся с ними пуговицами. Переводчиком в этом благом начинании послужил Олег из 46-го. С ним на пару, да плюс Герцог, мы обобрали всех встреченных нами униформистов, особенно налегая на британцев. Ух, как мы лихо прошлись по западной военной фурнитуре! Кстати, нам на нашем пуговичном пути встретился пуговичный же собрат. К нам подошел негритенок, а в месте с ним французский мальчик. Так вот, негритенок нас и спрашивает: «Ребята, вы русские?»
Остряк Герцог тут же нашелся: «Теперь уже и не знаем».
Тот продолжал не поняв шутки, мол, господа хорошие, товарищи дорогие, нам бы чуть-чуть пуговиц с вашей униформы. За деньги, разумеется. Мы согласились только на обмен. Он пошуршал с товарищем, и тот дал добро. Обмен состоялся. Взамен пуговиц 15-го драгунского, они дали пуговицы моряков-артиллеристов. Не очень классные, желтые новоделы.
Проходивший рядом соотечественник, заинтересовался нашим диалогом и спрашивает у негритенка: «А ты где это, старина, так бойко по-русски лопотать научился?»

- Я жил в вашей стране, - отвечало это чудо.

- А где?

- В Киеве.

- Земляки! - заорал наш и, ну обнимать-целовать маленького, опешившего, киевского негра.

 

СУВЕНИРНОЕ ДЕЛО

Хочется сказать и об этом деле, очень уж оно грамотно здесь поставлено. Слева и вдоль всего лагеря тянулся ряд больших белых палаток. Там велась оживленная торговля всякими любопытностями и интересностями. У предпоследней, боковой палатки слева, было постоянное столпотворение реконструкторов всех мастей. Попа к попе, плечо к плечу, эполет к эполету - кирасиры, пехотинцы, артиллеристы, шотландцы, саксонцы, французские гренадеры - мать их, рас-так! Просто вавилонское столпотворение какое-то!

- Что же там такое дают?

- А?

Ах, вот оно что... Да это груды героина! По 10-ке коробок! Шутка. Это груды военной фурнитуры: плакеты, гренады, ромбы, рожки, розетки (в смысле не электрические, а латунные, для киверов), кожаные козырьки, султаны, помпоны, каски - офицерские, драгунские и кирасирские.

- Ну и сколько стоит драгунская каска?

- Да ерунда, сущая безделица, - говорит продавец, - Всего-то навсего полторы тысячи Евро.

Да, действительно ерунда. Чего там! Особенно для тех, кто в Российской Федерации получает не более 300 долларов в месяц.

В соседней палатке неплохие реплики холодного оружия: офицерские сабли, палаши тяжелой кавалерии, тесаки и еще один красавец - шотландский палаш. Это просто супер вещь! С характерной классической гардой, обитой изнутри темно-красной замшей. И что приятно, не такой уж дорогой. Одна беда - клинки реплик некаленые, так что не фиг разоряться.

Далее, в прочих палатках, различные сувениры: посуда, футболки, книги, журналы, планшеты, карты. Да, да, военно-исторические игральные карты. Они оказались довольно-таки ходовым товаром. Каждый стремился купить их и даже по нескольку колод, чтобы раздать знакомым на родине, в качестве сувениров.

Возле палатки с картами зацепился с одним русским, но французским конным артиллеристом Гвардии. Он поведал о трагическом случае на Лейпциге 2003[45]. При нем произошел случайный взрыв на одной из французских батарей, раскидавший прислугу[46] и нанесший жуткие травмы одному из артиллеристов.

Еще далее находилась русская палатка, где мсье Горожанкин (32-ой) и мсье Сепинский (32-ой) торговали всякой военной всячиной. А также, вместе с ними почтенный мэтр, Сергей (не знаю, как по батюшке) Карасев[47] сбывал с рук рыжие французские ранцы. Кстати, торговля шла у них весьма бойко.

Далее еще одна русская палатка. Ну, а там сплошное разгуляево! Нашенские леди в сарафанах, кокошниках, платках, лаптях и, уж не знаю, еще в чем. На прилавке самовар золотым пузырем. Далее жестовские подносы, дымкинская игрушка, пряники, баранки - «Маме на аменины», а также плоды Земли русской: водка, селедка, икорка, медок-пузырек, Беломорканал и прочее, всяченско-вкусницко россейское!
В одну из этих кокошниковских барышень втрескался по уши наш Геннадич. «Шалун!» Ох, не знаю, чем там у них это дело кончилось, но куры дамочке в кокошнике, Геннадич строил изрядные!


[45] Военно-исторический фестиваль - битва при Лейпциге (Германия).

[46] Прислуга - обслуживающие пушку артиллеристы.

[47] Карасев Сергей - русский мастер по изготовлению исторической формы и амуниции.

 

ДУЭЛЬ

После палаток я вернулся с большими трофеями. И пришел на стоянку, как нельзя, вовремя. Ибо некоторые из наших заразились духом фехтования, дуэлей, шпаг, поединков, рапир и прочим холодным, колюще-режущим, обоюдоострым, вызывающе отважным образом мыслей! И пока шли частные состязания, должен был состояться и главный номер сегодняшней программы. А именно, свирепое, злобное и кровавое противостояние на тесаках (Ух, ты!) нашего Дрейка (46-ой) и лучшего в этом деле английского мастера из 9 легкой полубригады. Сам гранд-папа присутствовал здесь, ожидая, чем кончится поединок. Непонятно, с какого такого перепоя сии, безусловно, во всех отношениях достойные мужчины, хотят вспороть друг другу брюхо, но, в общем, встреча была назначена, и англичане приняли вызов! Да, а зачинщиками, как вы уже догадались, была именно наша сторона.

Сначала на прочность бедного Дрейка стал испытывать сам Сирский. Говорю «бедного», потому что император наш - тяжелая рука, горячая и излишне жесткая: жестко фехтует и совершенно запросто может нанести сопернику серьезную травму, даже спортивным оружием. При мне этот, последний, так исхлестал бедного Герцога, что будьте любезны! И это было вдвойне обидно, поскольку Герцог впервые тогда взял в руки эспадрон[48]. И вот тут же началась точно такая же мясорубка, как и в тот раз. Мгновенно толстые, красные рубцы украсили руки и физиономию Дрэйка. Правда, он в долгу не остался. Он сделал выпад, и шпага, уперевшись в имперское брюшко, изогнулась дугой! В реальном бою это означало бы сквозную дырку в нашем дражайшем императоре!

Ну, а потом, после столь бурной разминки, началось и основное шоу, пришли чуть запоздавшие англичане. Пришли они несметной толпой, как болельщики на футбольный матч. Чего доброго, они кинутся на нас, если проиграют пари! Против Дрейка вызвался здоровенный детина. Такой типичный, рыжий, крепкий английский увалень. Сирский стал судьей поединка. Договорились лупиться до трех ударов или уколов, как получится. Перед самой схваткой, в последний момент Сир шепнул Дрэйку: «Порви его!» И этот шепот, получился у Сирского довольно явственно и громко, так что все, кто понимает русский (а тут на лицо вся восточная Европа - весь, так сказать, бывший Варшавский договор), прекрасно поняли, кому принадлежат симпатии судьи. Ну, и началось. Дрэйкуша встал в классическую фехтовальную позу, а англичанин, как профессор Мариарти, вытянул руки в черных, хищных перчатках, стал виться вокруг него, выжидая удобного случая, дабы побольней ужалить. Впрочем, наш был на высоте! Англичанину не удавалось подобраться к нему и пробиться через такую плотную и внимательную защиту. Я смотрел на них и думал: ведь так можно друг другу и брюхо запросто вспороть. Пехотные тесаки имеют относительно острый наконечник, потом они тяжелы и коротки. Как ими вообще можно фехтовать? Калечить друг друга - да, безусловно, можно, дрова рубить - тоже. Но вот фехтовать - отнюдь. Ведь, если англичанин как-нибудь не рассчитает и напорется на Дрейковский тесак, что тогда делать? Писать его бедной матушке в Англию: при исполнении долга честно пал за Отечество и королеву?

Впрочем, вернемся на арену или, как говорили в куртуазные средневековые, на ристалище. Противники обменивались ударами, и некоторые из них достигали цели. То один, то другой попадали в предплечье и в руку друг другу, по возможности гася силу удара. На финишную прямую оба вышли со счетом 2:2. Все должен был решить последний удар. И вот он свершился: Дрэйк что-то крикнул и сделал выпад! Он резанул противника, но получилось так, что клинок проехался по жилету англичанина тупой стороной. Касание безусловно было, но совершенно безвредное, и Сирский его не засчитал. Через минуту Дрэйк поправился, он попал точно в корпус, и наши завопили от радости! Все мы бросились его поздравлять и обнимать. Англичане обступили своего бойца, сам длинный Мартин[49] утешал его. Но тот рыжий парень вроде и не нуждался в утешениях. Он подошел к Дрэйку и крепко пожал ему руку.

Но это был еще не конец шоу. После удачного для Дрэйкуши поединка, после поздравлений и обильных обниматушек совершенно спонтанно вызвались два польских офицера показать свою удаль молодецкую и умение владеть польской саблей. И вот это стало, действительно, подлинной изюминой прошедших состязаний! Даже, скажем так, это действительно то, что я так долго жаждал увидеть, но никогда, ни до ни после не видел. Как же они рубились эти два пана! Фантастика! Никакой бутафории, рубка в полный контакт! Сталь сверкает, панове в азарте сходятся, перехватывают друг у друга руки, да в кулаки! И один из них, тот что повыше, со всей дури как даст противнику гардой[50] в глаз! Удар фальшивый - гарда останавливается в паре миллиметров от носа оппонента. Тот же играет во всю, как настоящий профессиональный актер драматических театров - падает, встает, перебирает ножками и косится (-Ой-о-ой-ой) к правому борту, освобожденной зрителями, площадки. Держите его! Сейчас он упадет! Вот он приобнял кого-то из зрителей и повис на нем. Потом мотнул головой, пришел в себя и убедившись, что висит не на обидчике, стал искать того мутным взглядом. Нашел и тут же бросился на него. Да так яростно, что обидчик только и успевал защищаться и отступать. В конце концов, он долбанул длинного саблей, и теперь наступила очередь того стелиться по земле. Все представление было разыграно настолько мастерски, что складывалось впечатление, будто поединок взаправдашний. Тем не менее, панове не забывали и о шуточной стороне дела. Их единоборство насыщенно шутками и оставляет по себе весьма веселое впечатление (забегая намного вперед хочется добавить, что знакомство с этими чудо-поляками еще впереди). Когда бой закончился, Сирский как бы в шутку спросил, что, мол, есть ли охотники помериться силами с поляками? Все засмеялись, но никто так и не вызвался. Ну и правильно! Куда там...


[48] Спортивная сабля.

[49] Мартин Ланкастер - руководитель и командир клуба - 9 легкая полубригада.

[50] Металлическое (латунное) перекрестье, чашка и дужки клинка.

 

ВЕЧЕР

После таких славных дел, мне вдруг до смерти захотелось в город. Потянуло, понимаете, на дальнейшие подвиги и приключения. И я был не одинок в своем стремлении. Нас скопилось человек 12, все, в основном, из 46-ого.

Человек 12, в форме и с оружием, нестройною толпой вошли мы в городское предместье. Нас окружали маленькие, нарядные, почти игрушечные домики, липнущие друг к другу и огороженные низкой живой изгородью.

46-е - большие выдумщики, перелопатили на мотив всем известной песенки про тираноборство, она же Марсельеза, незабвенного батьку Корнея Чуковского - друга всех советских детей. И вот, кажется Ракир и Фабий, на всю Коломенскую - сиречь булонское предместье, затянули решительно и грозно: «Добрый доктор Айболи-иит - он под дере-евом сидит. Приходи к нему лечиться и корова и волчица,..» - И в момент наивысшего накала борьбы с тиранством, где поется - «Aux armes! citoiens, Formez vos bataillons!» - мы дружно рявкнули: «И жучо-о-о-ок! И червячок! И Дворя-я-анский мудачок![51]»...

Таким образом, один наш добрый, всеми любимый друг - Дворянский Дмитрий (не нужно думать, что мы его не любим, мы его л-ю-б-и-м) удостоился чести попасть в Марсельезу, а еще до кучи и в блистательнейшее произведение Корнея Ивановича Чуковского «Доктор Айболит».

Мы шли по пустынным улицам и орали этот микс.
Впереди наша масса: ранцы, затылки, кивера и блестящие ружья! И кажется, в этот момент сам черт нам не брат и хочется веселиться, бузить и разнести в клочья этот городишко! А может, это я один в такой эйфории? Какая разница - напишу, что все.

Мы свернули в кафе. Тамошние посетители жестами и криками пригласили нас зайти вовнутрь. Видимо, из-за того, что мы русские. А может из-за того, что русские во французской форме. Вобщем, мы здесь вызвали неподдельный интерес. Нас даже попросили спеть что-нибудь по-русски и мы - 12 луженных глоток, без особого напряга сбацали, что-то классическо-застольное, о тоске. Французы попритихли. Слушали. Потом разразились буйными аплодисментами. Спасибо им большое.

Появилось пиво. Выдав тост, мы сомкнули кружки. Пена текла на пол, а мы горланили что-то и веселились далее.


[51] Есть еще один вариант: - «И жучок, и червячок! И алкого-о-олик мужичо-о-ок!»

 

ОПЯТЬ СПОРТЗАЛ

Потом был спортзал. Как-то быстро мы отвеселились. Спортзал - отстой. Огромное нудное помещение. Душно. Реконструкторы там, как тараканы: забились по углам, на матах. Кто-то даже выставил туристическую палатку. Многие скинули с себя историко-познавательные шмотки и одели домашнюю пижаму. И вот, в таком-то виде шляются из угла в угол, почесывая пуза, не зная, чем себя занять. А где-то, в полутьме первого этажа сидит на стульях еще одна партия этих старушек, упершись неморгающим зраком в чернобелый ТВ. И зырят они не лихое порно, ни Бородино доисторического 89 года[52], а всего то лишь, полуфинал по футболу. Не-е, ну я, конечно, понимаю, какая тут на фиг Франция! Какой Наполеон к фигам! Какая война к мегафигам, если по телеку полуфинал чемпионата Европы показывают!!!
Пойду-ка я куда-нибудь, всплакну. «Грустно, девица» от такого. А впрочем, есть тут кажется некий достойный плод цивилизации, под названием «душ». Пойду-ка утоплюсь в нем! А то долгое пребывание в дороге и тут, в гостях у Па-де-Кале, приведет меня к окончательному завшивлеванию.


[52] Бородинский военно-исторический фестиваль 1989 г.

 

ВЕЧЕР В СТИЛЕ ДИСКО!

Чистенький, вкусненький, румяненький, воздушненький, пахнущий прелестным детским мылом... - Здрасте! Вот он я! Вышел я умиротворенный из тутошних терм. Тут навстречу мне Геннадич. Кажется, его военно-полевой роман увенчался полным успехом и домой, в лагерь, мы вернемся вместе.

Стемнело. Булонь в ночи. Очень миленько. По городу закружили подростковые стайки с огоньками заженных сигарет.

Но нельзя же просто так, без всяких приключений, тупо идти в лагерь. Для нас это слишком просто. Мы решили заглянуть в тот самый кофейник, где так славно куролесили накануне. Там оказалось гораздо многолюдней, чем в прошлый раз. Из реконструкторов тут уже никого не было, сплошь гражданское население и, кажется, они что-то праздновали. Нам были рады, как и в тот раз. Один товарищ, я так понимаю из местных завсегдатаев, стал обниматься-целоваться и представлять нам какую-то выкрашенную в белобрысый цвет женщину. И только потом до меня, наконец, дошло, как до экзотической жирафы, что этот занятный джентльмен не знакомил, а предлагал сию даму для нашего увеселения, на пару часиков.

А вокруг кипел буйный праздник. Геннадичу здесь так понравилось, и он выразился в том духе, что не оставит здешних чертогов ни за какие коврижки! Мол, живем один раз! И все в таком духе.
Ну ладно, в духе так в духе.., а как же деньги? На что гуляем?

- Будут деньги! Все пропьем! - заходился в экстазе Геннадич. Потом он схватил даму средних лет и средней же наружности и пустился с нею в пляс!

- Эге-гей, твою мать! - скандировал Геннадич, а дама что-то мурлыкала ему на ушко. Видимо, какие-то вкусные французские словечки. А другой какой-то господин стал обнимать меня, чокаться пивом и что-то рассказывать. Насколько я понял, он говорил, что коренной здешний житель и живет тут неподалеку. Что у него есть взрослый сын и, конечно же, моих лет. Он спросил, где я живу? Я ответил, но, кажется, он никогда не слышал о таком городе. Оно и понятно, кто здесь мог слышать о Санкт-Петербурге.

- Санкт-Петербург? Что это такое? Что за дыра? «С чем ее едят?»

Потом подошел к нам еще один господин. Тот самый, замызганного вида, которому «Кот» (46-ой линейный) в прошлое наше посещение подарил 2-рублевую монету. Этот господин показал свой трофей, а тот первый взял да стащил монету. Поскольку господин был в веселом подпитии, то ничего не заметил. Вот, думаю, буржуйская морда! Тебя бы к нам на месячишко, в славный город Петроград, на перевоспитание. Из тебя бы там котлету сделали за такие шалости!

Пойду-ка я танцевать. И вправду, на балу надо танцевать! И как своевременно схватила меня одна барышня и закружила юлой! Кто-то из танцующих сдернул с меня шапку - мой бонет, красоты необычайной. Ну, да бог с ним, когда натешатся, вернут.

Мельком я видел пляшущего Геннадича. Он был прекрасен - голое волосатое пузо торчало из-под белого жилета, ноги ходили в разные стороны и делали невразумительные па. Щеки важно надулись. Хорош обольститель!

Между песнями появилась небольшая пауза, и я увидел 2-ух очаровательных барышень. Они весело смеялись в нескольких метрах от нас. Я заулыбился в ответ губастым ртом. В принципе, им было от чего веселиться - тоже мне танцор диско, в холщевых штанах и гамашах! Я подошел к ним и пригласил на танец. Немного английских слов, немного французских и язык жестов. Последний был особенно выразителен и красноречив. Меня поняли, но как-то не особо рвались танцевать. Зато какая-то 100-летняя французская бабуся просто жаждала веселиться и, пока барышни жевали сопельки, она схватила меня и закружила в буйном вальсе. Но, может это был и не вальс, но я честно пытался попадать в бабушкины па. Какая восхитительная бабуська! Как бойко она меня увела! Как славно вертела! Никогда я не танцевал с более классной партнершей!

После я проводил мадам к столику ее друзей, поблагодарил и откланялся.

Ну, а что же те барышни? Они оставались на своей позиции и смеялись пуще прежнего. Благоприятный предлог для знакомства, что и было проделано блестяще! Хотя и не без смеха. Пытаясь узнать имя одной из девушек я показал жестом сначала на себя и представился, а потом указал на нее и состроил вопросительную рожу, ожидая ответа. Девушка посмотрела на мой жест, потом провела дальнейшую невидимую прямую и уткнулась взглядом в свою грудь. Ее ответ несколько озадачил меня и поверг в краску. «Да, - сказала она, - грудь у меня маленькая, ну и что ж с того». - «Во блин! - думаю, - Да меня не интересует твоя грудь. Нет, ну конечно интересует, но в данном случае я хотел узнать только имя». Я замотал руками и залился краской, как перезрелый помидор, давая понять, что меня неправильно поняли.

Пиво во мне гуляло и не было препятствий бодрому состоянию духа. Первую звали Эмили, а вторую Энтони. Очень стройные и красивые барышни. Я вспоминаю реплики наших по поводу западных девушек. Вот придурки! Так врать, будто француженки некрасивы. Пользуются моей доверчивостью и гадят нескладно в уши. Дважды придурки!

Мы общаемся с помощью жестов и не великого багажа английских слов. В какой-то момент я вдруг оказался в полном окружении девушек. Пришли еще две подруги Эмили. И я, как «Остин, тире опасность, Пауэрс», превратился в эротический пупок, витая в запахах духов этих милых созданий. Сейчас начнется какая-то модная французская песня, и они поясняют мне, что это лучшее, что придумано за всю историю человечества. Я охотно верю. Песня начинается, и они хором вторят ей! Рядом бродит, почему-то грустный Геннадич. Что такое, Гена? Ходит, бродит, водит хищным жалом.

- Серж, - говорит, - Надо сваливать отсюда.

- Здрасти - погадимши! Это с какого - такого перепою, позвольте узнать?

Невразумительное мычание в ответ.

- Гена, ты же орал «Все пропьем! Все до последнего цента!». Ну и где? Что же ты так рано сдулся?

Мычание продолжается. Жало хищно всасывает воздух.

- Ты что, попросил у кого-то чистой, недорогой любви? - Он не ответил.

- Но, Геннадич, как можно покинуть бал в разгаре? Нет уж, дудки! «Дудку Геннадичу!»

А диско продолжается! Диско - вечно! Я колбашусь с барышнями, музыка ревет! Танцули-обнимули-поцелуи и напитки озерулей! У них, кажется, не принято угощать барышень, но я то почем знаю здешние обычаи.

Ночь. Уже глубокая ночь. Мы идем с Геннадичем по ночной Булони. Он таки вытащил меня из той буйной корчмы. Очень жаль.
Хотя случилась и небольшая неприятность. Я потерял там свою шапку. Точнее, у меня ее стащили. Кому-то непременно понадобился сувенир на память. И почему-то сувенир именно из моего форменного обмундирования. Конечно, стоит оплакать мой старый, славный бонет, больно он был вопиюще прекрасен! Но ничего - барышни, с которыми завязалось столь милое знакомство, обещали поискать его в той корчме, тем более, что 2-е из них там работают. С Эмели мы договорились встретиться завтра либо у нас в лагере, либо у нее в кафе.

 

CAMP DE BOULOGNE

Такое обилие событий волновало меня сейчас больше, чем дорога. И поэтому, нет ничего удивительного, что мы в конце концов сбились с нужной тропки и заблудились. Вот. Тем паче, что один из нас, а именно Геннадич, полностью положился на другого, т.е. на меня. А я - я заблудился и понятия не имею, как нам отсюда выбраться?


- Кажется, надо идти туда. Прямо и налево.

- Это точно? - спрашивает Геннадич.

- Ну, конечно, точно, - говорю, а сам не совсем чтобы уверен в этом, но надо же куда-то двигаться. Мы идем, и вот уже 10-ый круг нарезаем по этому чертову предместью! Наверно, нужно прибегнуть к помощи местных. Поймать какого-нибудь тутошнего аборигена и узнать дорогу в лагерь? Хотя, с точки зрения фанцузов, аборигены - это мы. Мы находим одну такую жертву и начинаем на всех мыслимых языках и наречьях ее пытать.

- Где, блинский shit, наш гребаный лагерь?!

Человек честно пытается нас понять, но не понимает ни слова. Геннадич говорит: «Скажи ему про Наполеона, про гусар...» Он искренне считает, что достаточно этих ключевых слов и нам тут же укажут нужное направление и чуть ли не палатку, где мы спим. Я спрашиваю и вижу оживление на физиономии собеседника. Он увлеченно начинает рассказывать, какого нам придерживаться направления. Мы идем туда. Надеюсь, это правильная дорога, но с каждым шагом непоколебимая уверенность в этом покидает меня. И вот, она меня совсем покинула. Мы уперлись в закрытый парк и, повернутую к нам задницей, наполеоновскую колонну. Опа!

Ай, да французы! Никакого образного мышления! Если я сказал «император» - то это еще не значит, что меня нужно посылать буквально буквально!

Это знаете, был такой случай с нашими морскими курсантами за границей. Пришли они как-то в музыкальный магазин купить пластинку Жана Мишеля Жара (Рандэву), но не знали, как она называется. Знали только, как выглядит обложка. На ней была непонятная тетя, а в место лица у нее была выпуклая карта Земли. Короче, губастый ушастый глобус. И вот они, не зная языка, принялись объяснять продавщице, прибегая к жестам и общеизвестным понятиям и ассоциациям, что им нужно. Стали показывать землю, изображая в воздухе огромный круг и городить прочий огород жестов. А рядом находился их офицер внимательно слушающий этот диалог. Видя, полный тупик и отсутствие взаимопонимания, офицер вмешался: - «А знаете, что она поняла из ваших объяснений? Что вам нужна пластинка Жана Мишеля Жара - вот тако-о-ой ширины!»
И подобное происходит сплошь и рядом, чему подтверждение - случай с нашим французом. Нет, ну какой все-таки балбес! Неужели мы похожи на в конец обезумевших туристов, которые только и мечтают об осмотре местных историко-культурных памятников и не нашли более подходящего предмета, чем наполеоновская колонна! Ага, в два часа ночи. «Идиот!»

Мы многозначительно посмотрели друг на друга. Но, впрочем, мы в форме - на Гене - пехотинца 46-го, на мне - драгуна 15-го. Ну, а рожи? Рожи у нас - сами понимаете... Да, нет ничего удивительного в том, что нас отправили к самому, так сказать, папе. Хорошо еще, что не в местную психиатрическую лечебницу с нарядом жандармов, и то ладно. Представляете, что подумал тот француз: «Ну придурки, поперлись к колонне, не иначе, как поклоны бить и вызывать дух Императора!»

И все же, колонна сыграла роль маяка, указав нам путь домой. Нас вдруг осенило, что если стоять с лицевой стороны парка, то рядом находится дорога, которая выведет нас прямо или криво, но непременно к лагерю! Мы обошли парк и увидели эту нашу, долгожданную тропку. Ура! Наконец-то и, в общем, давно пора! Сейчас поди, часа 3 ночи.

Император, в отблеске луны глядел на нас мрачно с высоты колонны. В ночной тиши белый лунный диск хорошо освещал его грозную фигуру. Невольно захотелось вытянутся по струнке и приветствовать его, смотрящего на нас стальными глазами на фоне громадного черного неба.

Чуть дальше мы нашли указатель, подтверждающий правильность избранного нами маршрута. На указателе было написано «Camp de Boulogne». Ну, конечно! Какой же я тупица! Ведь это же так просто, по-французски лагерь - Camp. Куда интересно вывалился этот «Камп» из моей головы, когда мы расспрашивали о дороге?

С каждым шагом мы приближаемся к цели. Ветер постепенно крепчает - значит море рядом. Мы проходим вдоль маленьких деревенских домиков и кучи плетней, потом через небольшую рощицу, и вот мы, наконец-то, очутились перед лагерем. В темноте вырисовываются его белые громады. Вот мы и дома. Сейчас-то я доберусь до нашей полотняной избушки, зароюсь в теплую желтую солому и буду хрюкать от удовольствия, пуская пузыри. И засну, как младенец, безмятежно и крепко.


 


© 2003-2005, Сергей Белых. Корректура Веры Крюковой. Верстка и оформление Полякова Олега.