Серж-драгун

БУЛОНЬ
(2004 г.)

 

ЧАСТЬ II.

Воскресенье. Инспекция. Война. Сабо. Париж. Музей Армии. Пирушка. Последний час в Париже. Германщина. Польша. Беларусь. Россия. Испания?

 

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Утро. Нега. Уже светло. Ветер свирепствует снаружи, но здесь - мир и покой. Ветер бьется в полотно палатки, но не в силах порвать его. Палатка хорошо натянута, и колья прочно вбиты в землю. Периодически ветер приносит с собой капли дождя. Вот он барабанит по крыше, просачиваясь в микронные дырочки ткани. На лице ощущается эта мелкая дождевая мишура. Если приоткрыть один глаз, то можно увидеть сотни маленьких водяных шариков на погоне мундира. Они оседают на его зеленых шерстяных волокнах.

Лежу. Еще 10 минут, а лучше - 20. Дрема. Она заканчивается, а вместе с ней и, лезущая из-за всех щелей, лирика. Откидываю полог палатки, и живописная картина представляется взгляду - все в лагере в движении. Совершается масса дел. Кажется, спал только я один, а все остальные давно уже усердно трудятся. Как отрадно созерцать чужой труд и кипучую деятельность.

Нет особой силы дойти до завтрака, ну да бог-то с ним. Длиннющие очереди в вип-кабинки на колесиках, но, по-моему, ни одна из них не работает. А иностранцы все равно будут стоять и переминаться с ноги на ногу.

- Что, писать хотца? Бедненькие. Ну когда же, когда же откроются эти скотские кабинки?

Россияне поступают иначе. В очередях они как раз и не задерживаются, а поспешают на всех парах в чисто-поле васильки. Между прочим, на частной территории делают свои дела, ничуть не смущаясь, на всякие ценные сельскохозяйственные культуры. В голые попы тыкаются жесткие колоски, но препятствия, как вы знаете, только усугубляют желания.

После непродолжительного утреннего туалета, тире мытья, начинаем собираться на последнюю завершающую бойню. Вскорости выстраивается наша линия. Оказывается, пока только для совместных маневров. Вот дьявол! Чтоб вас всех!

Удино[1], мятый-перемятый командует нами. У него совсем нет лица, одни только глазные щели и закоптившаяся одежда. Оказывается, ночью он примерял на себя робу и брансбойт пожарного, иными словами, спасал лагерь от огня! Прямо под ним произошел случай возгорания! О! Загорелась огромная сельскохозяйственная, соломенная таблетка. Знаете, такие большущие желтые кругляши, которые после уборки оставляют на полях сохнуть. Так вот, Удино, по его собственному выражению, рыбкой вынырнул из пламени, опалив свои штаны и мундир. Теперь их, разве что выкинуть можно. Реанимации вещи с таким количеством ожогов просто не подлежат - точка.

Обожженный Удинот был не в духе. Помимо Удинота не в духе были и волонтеры Парижа[2] из Москвы. Им было совершенно по фигу на маневры и прочие строевые перетрубации. Удинотор вспылил, набросился на мятежных волонтеров с кулаками, а то может даже и с саблей!

Вообще, нужно заметить, пылили в этой поездке многие из начальства. Пылил Удино, пылил Дорсенн[3], да и мое собственное начальство выпустило целые тучи песка и пыли! Вред от этого слишком велик, ибо вспышки начальского бешенства происходят на глазах многочисленной публики. В том числе и англо-франко-итало-испано говорящих коллег по увлечению военной историей.

Вспышка Удино чуть не закончилась грандиозным скандалом - дракой 46-го и волонтеров. Унял их, как ни странно, Дорсенн - великий дипломат.

Мы тупим в строю и уже не первый час. Маневры выводят меня из состояния равновесия.

Вот и долгожданный перекур, точнее нам дали время отобедать, но не дали время перекурить. Мы с Дорсеном посланы нашим обожаемым императором на поиски его гребанного коня! Государь-амператор изволили браниться площадными словами, так как свиньи администраторы - у, подлость! - не могут создать ему условия для нормального проведения мероприятия. И вот, мы с Дорсеном уже битый час наматываем круги в поисках коневоза с амперовой лошадью. В конце концов, коневоз найден и с лошадью, и с конюхом соответственно. Коневоз застрял в пробке и вот только сейчас он выруливает на лагерную автомашинную стоянку. Стоянка - огороженный квадрат поля весьма внушительных размеров. Удивительное дело, по углам стоянки расставлены секъюрити с ротвейлерами в страшных кожаных намордниках, будто из магазина с названием «Секс шоп». Эти злобные псины уселись на жирные задницы и только и ждут сигнала своих хозяев, дабы начать рвать какую-либо зазевавшуюся человечину.

Мы выводим 2-ух лошадок и начинаем седлать, да вот беда, седел-то для них, оказывается нет. Т.е., как это нет? А вот так, нет и все!
И вот начинается наш новый крестовый поход за седлами. Это бред! Как же, надежа-государь, я вас спрашиваю, будет командовать своей армией без седла? Нет, ну можно, конечно, и как каманчи с гиком, с посвистом молодецким, да на штыки английской пехоте! Хотел бы я посмотреть на это!

С нами отправляются конюхи. Я удивляюсь, что лошади совершенно запросто остаются без хозяев, привязанные к фургону на автостоянке.
Мы идем от одной кавалерийской части до другой и везде слышим один и тот же ответ: «Идите в жопу». Либо: «Жопу вам, а не седло!»

Запомнился мне лагерь английских легких драгун. Кресла - шезлонги или типа них, на манер 19-вековья, стол, кофе и развалившиеся драгуны. Тент, респектабельность, уют и покой. Они нас, разумеется, тоже послали.

Наконец-то один парень - бельгиец, трубач 2-го драгунского согласился пожертвовать своим седлом, а заодно и лошадью тоже! Ну, герой! Настоящий героисимо! Памятник тебе, о великий, бельгийский драгун! Восклицательный знак! Еще!!!!!!!


[1] Удино - Константин Ерунов - глава в.и.к. - 46 линейный французский полк (Россия).

[2] в.и.к. 2-й батальон волонтеров Парижа (Россия).

[3] Дорсенн - Алексей Рощин - глава в.и.к. 5-й полк французских кирасир (Россия).

 

ИНСПЕКЦИЯ

А тем временем, обе противодействующие армии выстраивались для инспекции ружей и подсумков. Дело в том, что кто-то, в субботу, случайно или умышленно пальнул в противоположные ряды дробью, и сейчас жандармы обходят ряды, для выявления сего доблестного стрелка. Но как-то странно они этим занимаются. Заглянут так лениво к кому-нибудь в подсумок, потискают бумажный патрон, а то и этого не делают. Просто поводят жалом, и все. Меня и мой подсумок обошли с возмутительным спокойствием, а вдруг я - злобный чеченский боевик! А вдруг моя цель - перестрелять всех европейских реконструкторов, включая маркитанток и нестроевых! Скажете, какой к фигам ты чечен? Иди на себя в зеркало посмотри лучше, о, бледнолицый брат наш! А достижения современной пластической хирургии, что - съели! А Майкл Джексон?! Ну-ка, вспомните: «Кто из негров всех белее, всех румяней и милее?»

При такой, якобы, инспекции можно будет скоро ядрами и картечью друг в друга пулять! Не беда, что вашему товарищу оторвало голову. Бог то с ним! Конечно, вечная память герою. Письмо на родину, в ярких драматических красках, опишет его славные деяния. Да и вообще, пара-тройка военно-исторических трупов только украсят тутошний ландшафт и придадут некоторую остроту и достоверность происходящему шоу. Главное, чтобы трупом не был я. Это очень важно.

 

ВОЙНА

Итак! На этот раз мы проломим им головы! И связанно сие, с вопиющей ленью и пассивностью наших коллег - противников. Вот уже час мы ждем этих упырей. Когда же, мать растак, явятся эти хреновы джентльмены? И вот, наконец-то, из-за поворота неуверенно появляется белый султан первого английского солдата. Лично я не смотрю на их медленно надвигающиеся красные массы. Я поглощен осмотром зрителей. Догадываетесь, почему? Я хотел бы лицезреть своих вчерашних знакомых. Только вот, где они? Зрителей вообще очень мало. Парадоксально, но, кажется, зрителей меньше, чем участников! Чудовищное свинство! В нашей стране все не так. Даже на самую жалкую обезьянью кучку реконструкторов приходит поглазеть туча зевак.

Сирский дрожит икрой - «это, между прочим, признак». Он не в состоянии больше ждать. Не все британцы еще подтянулись, ну и хрен-то с ними! Мы начинаем - наш ход. Вперед идут легкачи 9-ой и огромный линейный батальон.

- Во, гляди, бомжи пошли.

Так наши прозвали этих линейцев. Это настоящая голытьба нашей игрушечной армии. Мундиры висят, как на вешалках, шинели самых невообразимых оттенков. Эполеты - на локтях, кивера - на ушах, амуниция грязна, ранцы пузырями, сами, как черти из табакерки! Но при этом черти бойко разворачиваются и палят, как сумасшедшие. Во, смотрите, как бомжи стреляют! Наши достижения в этой отрасли гораздо скромнее.

Растянувшиеся кишкой по дороге англичане как-то сразу получили заряд бодрости и шибче задвигали конечностями в сторону поля и начинающейся войны. 95-й Райфлз, всей группой, вместе с офицерами устремляется в наш тыл. Добежав до тыльных кустов, они скопом валятся в них и тут же расползаются в линию. Браво! Но начать делать гадости в нашем тылу им не дают. Легкачи 9-той наваливаются на них своей огромной массой, и дело Райфлз - абсолютный и бесповоротнейший «табак!» Можно прибавить от себя - горючий-прегорючий самосад.

Тем временем, по французским тылам катятся английские драгуны. И так шибко катятся, что в конце концов, укатываются за пределы огороженного поля. Во как! Места, для лихого кав. маневра им явно не хватает. В этом беда всех кавалерийских групп. Нет маневра, нет пространства, а стало быть, нет динамики, яркости и красоты действия. Съедутся такие кавалеристы, пободаются друг с другом, сабельками помашут и разойдутся в разные стороны. Именно - разойдутся, тихим сапом. Любопытны реплики пехоты по этому поводу. Они считают, что кавалерии и так чересчур много, что ее надо сокращать. Да и вообще, никто не будет возражать, если ее совсем не будет. О как! Это вас надо сокращать! Тоже мне - царица полей! Только мешают, да путаются под копытами царицы всякие.

Но это все частные обидки, а если вернуться к булонской битве, то вот, что там происходило: жидкие, не тонкие, а жидкие линии англичан «под напором стали и огня» потихоньку подались назад. На некий мелкий холм, за изгородь, там они состряпали новую линию обороны приблизительно на треть состоявшую из союзников. В том числе и нашего пехотного Вани. Какая-то русская бронебойная, стоглавая гидра - шучу - гренадерская часть выстроилась перед нами. Будет сражаться за британские интересы. В той же куче были и австрийцы, и саксонцы, и голландцы, и бельгийцы, и черт знает, еще кто, не брезговал британской службой.

Наши коробки под музыку оркестра Старой гвардии двинулись на холм. Здешняя артиллерия - полный отстой, пушки махонькие, стреляют редко и не фига ни метко. Просто жалкие пукалки по сравнению с нашей артиллерией на родине.

Мы проходим растянувшегося на земле подбитого шотландца. У него, уж извиняюсь за такую интимную подробность, но, может, это одно из моих ярчайших воспоминаний о битве, так вот, у того шотландца засучился кильт, и вся фр. армия убедилась еще раз в том, что настоящие шотландцы не носят нижнего белья. Кстати, во французском стане нашлось много предприимчивых папараци, которые воспользовались ситуацией. А многие огорченно захлопали себя по карманам и кляли на чем свет стоит свою беспечность и отсутствие фотоаппаратов. Значит, все-таки, не я один такой испорченный.

Мы идем на холм. Англичане выставили нам на съеденье чехов - австрийский гренадерский батальон. Их было мало - человек 25. Нас раза в три больше. Когда они вышли за барьер, мы накинулись на них со всех сторон, словно стая диких вурдалаков и обгладали чехов до костей! Сразу возникла жуткая давка. Передо мной - чех, его плющат со всех сторон. Хотят, видно, выжать из него все соки. Кто-то упал и еще кто-то сверху, и еще. Чья-то нога прошла по этой куче. Линия австрийцев развалилась на фрагменты. Через нее рвется рассерженный Горожанкин с раздачей тумаков. Кто-то из вражьих гренадер случайно задел его, и тот в сердцах махает кулачинами, вызывая обидчика на спаринг. Небо хмурится. Австрийцы разорваны на тряпочки, и наши, и их оставшиеся в живых офицеры, размахивают шпаженками, пытаясь уберечь их бренные останки от последней вздрючки. Таким образом, кончается война, и начинаются мирные переговоры. Еще кто-то палит в воздух, кто-то кричит, кто-то выясняет отношения, но война уже закончилась и нас ждут на прощальном построении.

 

САБО

У нас есть последняя возможность весело потусить. Наш отъезд назначен на 2 часа ночи. Нужно успеть насладиться этими последними часами и весело покуролесить. Итак, прежде всего - сабо! Мне до соплей зеленых захотелось купить этот деревянный предмет обуви. Наши рассказывают, что в британском лагере есть барыгина палатка, где продается всякий там исторический инвентарь. Мы нашли эту палатку. Чего там, действительно, только нет: кружки, трубки, бытовые мелочи, холщевые рубахи, штанцы, пуговицы, кремни, ну и, конечно же, сабо. Продает их пупсик - голландка 2-х метрового роста, румяная красотка. Я сразу влюбился в эту груду красоты и здоровья. Как приятно общаться с ней на предмет продажи ее деревянного товара. (Хо-хо, какой двусмысленный слог!) Знаете, изобразить из себя в некотором смысле идиота, совершенно не разбирающегося в обувных размерах и ждущего помощи от белокурой голландской печенюшки.

Потом мы с Олегом (46-й) очутились в лагере шотландцев. Не то, чтобы случайно или волей судеб, нет - мы целенаправленно шли в расположение 92-ых хайландерсов[4]. Олег знал английский и согласился костьми лечь, но перевести шквал вопросов, волновавших меня. Горцы оказались не совсем, чтобы горцами. Они были голландцами. С готовностью они предоставили на мой, чересчур любопытный просмотр, берет с перьями, мундир, амуницию и номер сайта, где я получу исчерпывающую информацию по 92-му полку и их группе реконструкции. На вопрос, как они смотрят на то, что в России хотят заниматься 92-м горским, они ответили утвердительно - валяйте!

На обратной дороге встретился нам Костя Пакин, тоже с богатым уловом. Он приобрел у англиков башмаки на гвоздях (Башмаки - 115 евреев. Пряжки отдельно - 25). При нем англичанин сапожник вколотил в каблук дюжину гвоздей с пухлыми желтыми шляпками. Костик распушил усы на гвозди. Мало, говорит, гвоздей. Давай еще. Давай за водку еще гвоздей. Выторговал. Дал ему сапожник еще пригорошню.

Знаю, сидит в Петербурге Вася (15-й легкий) и буквально рыдает по таким ботинкам!

Наш лагерь сворачивается. Падают палатки. Убирают колья. Свертывается ткань. По дороге, разбрызгивая грязь едет джип. За рулем зеленый стрелок Райфлз. На крыше джипа куча упакованных шмоток и красный медный чайник. Потянулись вереницей реконструкторы с чемоданами. Грустное зрелище.

Не помню как, но мне удалось избежать церемонии сворачивания лагеря. Меня больше манила Булонь. А более того, те барышни. Почему они не пришли? А может пришли, а я их не заметил? Ну, и что же. Иду к кафе и упираюсь носом в закрытый засов. Рядом весит расписание работы - приемные часы этого заведения. Насколько я понял их филькину грамоту, сегодня в кафе выходной. Вот так вот! Полное и безоговорочное фиаско!

В спортзале был у кирасин. Прошедшее сражение им не понравилось и это мягко говоря. Лошадей им не дали, даже за деньги, а ноги в своих огромных обшпоренных сапожищах они стерли основательно. Прибавьте к этому таскание по полю кирас, касок, палашей и станет ясно, во что превратился 5 кирасинский. Впрочем, Костя по-прежнему бодр и весел. Ноги его не ходят, зато он рассказывает байки. Во-первых, так уж случилось, что в Булони они познакомились с украинской барышней. Заметив их жалкие попытки ковылять по улицам та предложила им свою машину и супруга водителя, соответственно. Как она радовалась русской речи с Костиными непечатными крепкими присказками. Здесь - на западе, она совсем одичала. Она привезла наших к себе домой поила, кормила, радовалась, пела, грустила. Ее супруг - француз вряд ли понимал, что собственно происходит? Эта барышня рассказывала о своем незавидном положении тут. Эмигрантов здесь оказывается считают людьми второго сорта. Впрочем, живет она хорошо - хлеб жует, кашу с маслом, круассаны по утрам. Все у нее есть, но периодически она грустит по своей бедной Украине. Наших она возила по городу, во всяченские магазины, на баталию, потом в спортзал, потом к себе, потом опять на баталию, потом опять в спортзал и так все кирасинские деньки на Булони.

Также Костя рассказал про своего старого знакомца - голландца из 14-го[5] кирасирского, которого он встретил здесь. Голландец был на Бородино в 2002 году. Там они нежно полюбили друг друга. Только не надо буквального смысла! Оба люди семейные и уже большие мальчики. У обоих есть дети, и вот как раз на счет детей они придумали следущую шутку: «Послушай, - говорит один другому, - Ты же унтер? И я унтер. У тебя сын. У меня дочь. Твой сын кирасирский трубач. Моя дочь кирасирский трубач. Так может мы их того, обвенчаем? И всего делов то. А что, блестящая мысль!» Вот только интересно, что думают по этому поводу будущий жених с невестой? А с другой стороны, кто их спрашивает, если папы уже решили. В знак вечной дружбы и возможно будущего крепкого союза тяжелой кавалерии, они обменялись подарками. Костя подарил от себя сувенирную деревянную булаву, с какой-то там аллегорической славянской надписью и с отполированным шаром, утыканном бутафорскими деревянными гвоздями. Голландец с радостью принял подарок и спрашивает, как по-русски называется этот высокохудожественный предмет деревянного зодчества созданного без единого гвоздя? - Булава. А как булава будет по голландски? - спрашивает Костя. Оказалась - «Хуйтак»[6]. Потом обрадованный голландец побежал хвастаться своим подарком к соотечественникам и те радостно заорали: «Во! Гляди - Хуйтак! Хуйтак!»

В спортзале было душно и скучно. Те, кто набегался за день, развалились на матах и уже начали клевать носом, а лично мне хотелось дальнейшего действия. Так просто и тупо сопеть в мат и не попытаться оттопыриться напоследок, это просто преступление! Герцуша, я и Геннадич отправляемся на поиски приключений. Удачной охоты!

Булонь лежит у наших ног, вся мокрая от дождя, с закрытыми лавками и магазинами, но нам повезло. Мы нежданно-негаданно встретили превосходного гида. Им оказался некто Семен (17-й легкий[7]). Наш посвежевший, крепко надушенный собрат, родом аж из самого - батьки русских моряков, славно - града Севастополя.

Мы наконец-то бросили, успевшее изрядно поднадоесть арабское предместье и под чутким руководством гида, ринулись в центр Булони. Оказывается, город Булонь довольно-таки большая штука. И красивая. Меня насмешил один тутошний квартал. Дорога в нем с одной стороны, подперта нарядными пряничными домиками, а с другой, кладбищем. Так что, из такого вот «прянства» отличный вид на цветники с могилами. Хорошенькое дельце! Как же тут люди живут? От таких видов можно и самому кони двинуть.

Семен рассказал массу баек про свои ночные похождения. Мы слушали раскрыв рот. Оказывается, есть еще достойные представители рода человеческого! Есть еще, значит, люди мужицка пола в русских селениях! Что, вот допустим, делает обычный средний реконструктор после баталии? Известно что. Тоже, что и обычный россиянин, после тяжкого трудового дня. Подымает рюмку с лекарством от перенапряжения. А этот севастополец сразу на подвиги. Девчонки-юбченки-печенки там всякие. Пока мы тихо мирно напиваемся, тот переодевается из дурацкого в цивильное и колесил по северу Франции на бибике с двумя очаровательными барышнями. А потом, за многие-многие километры от нашей алкоголической стоянки, колбасился на пати, со всеми, как говорится, вытекающими последствиями.

- Постой, постой, - спрашиваем: - А когда же ты спишь?

Ответ: «Да как же тут можно спать? Вы оглянитесь кругом, здесь же жизнь ключом бьет! Здесь столько интересного. И особенно женщины... Да, безусловно, с 8-ми утра до 8-ми вечера, я так же, как и все остальные, предан императору и прочее. А вот с 8-ми вечера до 8-ми утра, я предан исключительно себе любимому».

И действительно, смотрю на нашего гида,.. надушенный, напомаженный, начищенный, как медный советский пятак, вылитый жених - картинка! Он рассказал нам о местном слэнге, о кабаках и о ночной жизни, совершенно незнакомой обычному смертному туристу. Сдается мне, что с этой нашей гребанной войной, мы многое потеряли.

А Булонь то, как раскрылась и похорошела перед нами. Мы дошли до центральной части города. С права от нас бесконечные кабаки и группы тусующейся молодежи. Слева - городская ратуша.

Как восхитительны юные француженки!
Мы приземлились в одном из кабаков. Тут за деревянными столами, мы вкушаем крепкое, темное пиво. Расставленные во всех углах ТВ галдят об окончании чемпионата Европы по футболу и победе греческой команды, но нас, как то эта новость абсолютно не трогает.

Бокалы постепенно пустели. На их тонких стенках оставались белые спиральные круги от пены. Воздух был теплый и влажный. Наш севастополец все рассказывал и рассказывал. Отчаянный ловелас! И все же презабавен оказался его вывод по поводу женского пола, вообще. Оказывается, самые красивые девушки живут в городе Севастополе! Отчасти, я с ним согласен. Я бывал в этом чудном городище и действительно, тамошние барышни производят впечатление. Кажется, они любят богатых туристов. Ну, а кто же их не любит! Я тоже люблю богатых туристок. Чем более туг кошелек, тем человек кажется симпатичней и краше. Это уж точно.

Когда мы шли обратно, обращали на себя внимание яркие афиши с солдатами Великой армии и данными о нашем прошедшем торжестве. В одной пустой витрине с такой вот афишей, валялся человек. Это местный счастливый алкоголик, насасавшийся сухих французских вин. Скоро за ним приедут жандармы. Возможно, они отведут его домой.

Поздно ночью мы уезжали. Нас провожал император на изрядной кочерыжке. Мы едем в Париж. Скоро и он будет там. Последние перекуры, обмен адресами и рукопожатия. Кто-то обратил наше внимание на слабое мерцание огней на горизонте. Или, точнее не огней, а слабой световой дымки, толщиной с волос.

- Знаете, это наверно Англия.

- Сама Англия? Да вы что!

- Надо же.

- Англия!

- Жаль, что мы туда не едем.


[4] 92-й горский (шотландский) полк (Нидерланды).

[5] 14-й кирасирский, французский, голландский полк (Нидерланды).

[6] Голландский перевод «булавы» мы приводим со слов Кости Пакина - величайшего лингвиста, крупнейшего и авторитетнейшего специалиста голландского языка среди военных историков.

[7] 17-й легкий, французский (Украина).

 

ПАРИЖ

Был глубокий непродолжительный сон, гул мотора и автобусное кресло, форму которого, в конце-концов, приняло тело. А потом, как будто кто-то щелкнул тумблером. Зажегся свет, и я очутился в жутком, огромном городе. За окном мелькали большие непутевые, грязные дома. Солнца не было вовсе. На небе серая облачность, такая же, как в Петербурге. Мы притормозили на светофоре. Перед нашими окнами красуется, только что выползшая из ночного клуба мятая подростковая компания. Один из этих милых юношей приспустил штаны и показал нам свой румяный зад. Это была первая встреча с парижанами.

Да, совсем не так я представлял наше первое свидание с этим городом. Я думал, как мы будем долго гнать по автобану. Увидим синюю, проносящуюся мимо вывеску «PARIS» и где-то с холма нам откроется удивительный вид - туча крыш (тыща - миллион до неба!) с торчащей по середине, всем известной металлической дурой. А потом мы въедем в столицу мира! И она накатится на нас своей массой, и мы там так закутим, что потом будет стыдно вспоминать подробности! Однако, действительность оказалась совершенно другой. На ум приходили совершенно замордованные фразки, типа «Увидеть Париж и умереть», но здесь, сейчас уместней звучало бы следующее: «Увидеть Париж и не умирать ни в коем случае!» Нас встретил мрачный, грязный город, сжатый узкими улицами.

Наш водитель, надеясь, что все уже разомкнули слипшиеся от сна очи, включил громкую связь. Он стал рассказывать о городе, о местах, которые проезжаем. Я слушал и смотрел. Автобус шел через каменные джунгли, через светофоры и увеличивающийся с каждой минутой, поток машин. Потихоньку все это нагромождение начинало нравиться. Возможно, этому факту способствовали словесные пояснения водителя. После его слов и исторических справок, как-то по-новому смотришь на окружающее. Ну и конечно, магия французского языка сыграла свою позитивную роль. Любая гальская картавость как бы облагораживала самую заурядную улицу или дом. Мы едем по Монмартру, а потом проезжаем довольно милое местечко. Называется оно - Сексодром. Тут, поясняет нам водитель, собраны все интимности города. Да ну! Надо бы запомнить на всякий случай, где это место находится. Нет, положительно, мне здесь начинает нравиться! Кстати, вспомнилась история Кости Пакинсона, тоже про всякие вкусные интимности. Дело это деликатное и историю, по личным причинам не надо показывать Костиной семье или, по крайней мере, прикрывать абзац ладошкой, когда семья будет поблизости. Так вот, тогда Костя и истерики[8] путешествовали по Европе и в частности посетили славный город Амстердам. А в Амстердаме, какая самая главная достопримечательность? Девочки, конечно, же несогласны, а вот мальчики, те я думаю, согласятся со мной. Это конечно же - Улица красных фонарей. Туда и направился Костя с конкретными целями разумеется. А эти, наши обезьяны, когда узнали про Костины сверхзадачи, естественно увязались за ним и стали куда не поподя, совать свои чересчур любопытные носы.

- Пакин, - орали они, - Ну когда же ты #баться будешь?

Сунулся Костя к одной даме, сунулся к другой, а эти шакалят следом. Не хватает Косте денег на обычную житейскую потребность. Ну что ты будешь делать! Уж больно любят местные дамы звонкий нидерландский гульден. Продажная любовь, она такая - сладкая, но очень дорогая! А у бедного полковника новгородских кирасинов[9] карманы лосин давно уж прохудились. Да и есть ли у лосин карманы? Тем не менее, верные друзья - оруженосцы откупоривают тугие кошельки: Возьми, Костя, сколько не хватает. Лишь бы шоу продолжалось.

И вот таки нашел он барышню, «красотою лепой, червлену губами, бровьми союзно». Барышня ему, через витрину блага всякие и красивости показывает, мол, заходи - гостем будешь, же-ла-анным.

Завернул Костя усы кренделем, да шмыг к ней за витрину. Девушка ему молвит:

- Молодой человек, сколько же вы мне «кашерных кэцэ» дадите за любовь продажную-вкусную, лютую?

- Душечка, дам я вам за труды ваши, энское число, не шибко большое, но зато - конвертируемых евро.

Та губы куриной попой надула:

- Фи, - говорит, - Полковник, что ж это за пошлость вы мне предлагаете! Слишком мелок ваш гульден. Его на хлеб не намажешь. Позолоти-ка ручку, любезный, поболее. Мы же с вами интеллигентные люди, полковник.

- Ладно, барышня. Так и быть! Дам вам сверх, собственные наградные шпоры и эполеты серебрянные. Довольно с вас?

- Да вы что! Голубь вы мой новгородский, с глузду что ли двинулись! Зачем мне ваши бирули?

- Как зачем? Да на добрую память, о россейской тяжелой кавалерии, разумеется! Да и нету у меня ничего больше, красавица. Вот 9 рублей, на метро беру. Все остальное с радостью отдаю в любезные ваши ручки.

Барышня смягчилась. Все же стучится милосердие и в сердца голландских барышень.

- Ладно, - говорит, - Разве что на память о тяжелой кавалерии... Валяйте, полковник!

И, ух, ты! И стали они валяться, и все у них получилось, и все были счастливы, и полковник наш особенно! И вышел он потом на улицу гоголем. И обступили его истерики - слюни по колено отвисли:

- Ну как, Костя? Что, а?

- Ну что - что... «Вам не видать таких сражений!», - сжал кулак, вытянул вверх палец и сказал, - Во!

Мы остановились в латинском квартале, до краев наполненном студенчеством, так сказать, на санитарную остановку. Справа от нас какой-то ботанический сад. Тут, пардон, я чистил зубы. Нельзя же, понимаешь, таким мятым-перемятым гулять по Парижу. А вдруг страстные мулатки налетят из-за угла!

После относительной чистки перьев, нас снова попросили в автобус для того, чтобы высадить на Place de la Concorde. Было часов 9-ть. Нас везут по парадной части города. Елисейские поля. Вот это поля - так поля! Мы прилипли к окнам. Было начало июля и этот знаменитый проспект активно украшался. Скоро здесь пройдут бравые солдаты в честь дня взятия Бастилии! В том году, 14 июля, первыми по Елесейским полям прошли красные английские гвардейцы! Тюрен, Вилар, Вобан, ну и конечно сам Гранд-папа в гробу перевернулись от такой наглости!

Поля красивы! Отличный буржуазный стиль!
И вот мы выезжаем на Concorde. Тут нас высаживают. На решетках парка огромные трехцветные флаги и розетки. Нам дали время до 9-ти вечера. И строго-настрого наказали явиться ни секундой позже, ибо здешняя вечерняя стоянка оплачивается весьма толстым курчавым евро. Ну что ж, мы разбредаемся по бывшему парку Тюильри и близлежащим окрестностям.

Наша небольшая банда набирает обороты и отрывается от остальных. Мы идем по парку. Честно говоря, какой-то тихий ужас: с публичных дорожек кто-то стащил рыжий гравий, и теперь они - сплошная белая глина с пылью. По центру парка проложена огромная жирная трасса, как будто здесь орда Мамая тусовалась! Ни травинки, ни зеленушки - все сплошная серая масса, как будто на поверхности Луны. Жалкие газоны ютятся по боковинкам парка, а на них установлена груда всякого железного лома. Это современные скульптуры, украшающие парк. Пройдя данное чудо паркового искусства, мы вышли к луврским лабиринтам. Это тоже какой-то кровавый фантазм! Какие-то галереи, контргалереи и сверху еще - контрконтргалереи! Ни за какие коврижки не загонишь меня туда. «Чего я там не видел?» И потом, чересчур близкое знакомство с музеем-монстром, тем что у нас на родине выкрашен зеленой краской[10], выработало у меня стойкую неприязнь к искусству.

Мы свернули на улицу Риволи. Справа от нас тянется еще одна кремовая галерея Лувра. На втором этаже галереи расположился весь высший генералитет первой империи и республики[11], разумеется воспроизведенный в камне. И первые, кого мы видим в этом великолепном созвездии, маршал Ланн и генерал Гош![12]

Тут рядом станция метро - Королевский музей Лувр. Мы идем туда. Блин, ужас! Хуже, чем московское метро, хотя, положа руку на сердце, что может быть хуже. Как тут ездят люди? Забавно - внутри, на станции висит большая карта парижского метро. То место, где мы находимся, на карте обозначенно большой вытертой дыркой. Видимо не один палец туриста тыкал и водил ногтями по «Королевскому Лувру». Сотни станций и переходов. Какие-то узкие норы, облицованные грязным кафелем. Проходные турникеты - нагромождение металла с узкой дыркой-воротцами, через которые усиленно прыгает цветное и безбилетное население Парижа. Станции не объявляются. На платформах написаны их названия. Стало быть, если человек случайно задремал, что собственно случается с каждым, то он рискует провести остаток дней, гоняя по кругу одной и той же ветки парижского метро.

Двери в вагонах при выходе открывают сами пассажиры. Ну а если я, предположим, только что из России - я, как идиот, буду стоять перед дверью и ждать манны небесной, либо помощи сознательного франкоязычного соседа справа? А если франкоязычный сосед справа не сознательный, ну так что ж, я, как зверь запертый в клетку, прижмусь пяточком к стеклу и буду с тоской созерцать пробегающие станции?

Поезда тут ездят на бесшумных резиновых колесах, и в вагонах стоит поразительная тишина. Не нужно орать во всю глотку как то водится в метрополитене имени В.И. Ленина. Еще здесь отличные уличные метровские музыканты. Эти не как наши, не давят на жалость, не коверкают великий могучий, не тренькают пару секунд и не несутся тут же собирать фантики. Мы прослушали небольшой концерт скрипки и аккордеона, длящийся 6 остановок подряд! Играли музыканты отменно и не зря получили груду заслуженных пиастров.

Мы проехали станции Страсбург, Сент Дэни, Шато d Eau и прочие сказочные французские шершавости. В названиях парижских улиц и станций отображена вся история Франции, есть тут и наш кусочек: Сталинград, Севастополь, Альма[13].

Чем дальше мы уезжаем от центра, тем больше вагон заполняется цветными пассажирами. В конце концов, из белых осталась только наша компания. А вокруг - Боже праведный! Все 15 темнокожих французских республик. Арабы, негры, китайцы, индусы и всякие прочие коренные жители здешнего подпарижья. И весь этот многоуважаемый конгломерат одет и выкрашен с великолепной придурью! А так же здешний люд совершенно раскрепощен и раскован, и это вызывает симпатию, во всяком случае у меня. Черт! Влюбиться бы в вон ту негритяночку, нарожать детей, закартавить по-французски. Каждый день солнце, рэги, красное Анжу! Нет, нельзя. Дома ждут, «ждут - печалятся». За такие неверности можно и по шапке получить.

Конечная остановка, она же и цель нашей поездки - Porte de Clignancort. Сейчас мы далеко за пределами парадных районов и знаменитых достопримечательностей. Правда, мы проходим одну любопытную улицу - бульвар Ней. Вокруг всего Парижа кольцом расположены улицы - маршалы[14]. Есть бульвар Массена, есть бульвар Серюрье, есть и бульвар Понятовский. Говорят, что это кольцо улиц на самом деле бывшее кольцо городских стен и укреплений. И в том есть такая вот своеобразная, попсовомаршальская придумка: мол, маршалы, как и прежде стоят на страже своей столицы.

Мы проходим под мостом и оказываемся в городском предместье, на рынке Marchet aux Peux. Это лабиринт узких пешеходных улочек с неисчислимым количеством магазинчиков и лавок. Здесь можно купить все. От самолета до наперстка. Здесь ведется бойкая торговля, и товар стоит видимо дешевле, чем в городе. Может это связанно с тем, что рынок находится за городской чертой и стало быть, не надо платить дополнительные налоги. Как бы то не было, нас тут собралась довольно приличная банда. Кто охотится за антиквариатом, кто за милитари шмотьем, нашивками и прочей оголтелой военщиной, ну, а кто, допустим, как павловец Егор Волосевич, всего лишь за цветастой, негритянской, баскетбольной футболкой. Вот дядя Герцог заспешил в лавку редкой книги, а господа 32-ые - Крипак и Горожанкин Сергей устремились в шмоточный магазин. Ну а я, как свинка в грязь, зарылся рыльцем в милитари шмотках. На 2 часа слишком я погрузился в волшебный мир фуражек, беретов, ботинок, снаряжения, нашивок, эмблем. Но не я один такой. Вот допустим, дядя Моран (18-й линейный) вцепился мертвой хваткой в синий французский берет. Судя по неестественному и лихорадочному блеску глаз, а заодно и очков, он намерен не только приобрести берет, но и заодно, как минимум, завещать родственникам похоронить его в нем. Помимо берета Моран хочет какой-нибудь вкусный лэйбл покрасивше и позаковырестей. Советую ему танковую эмблему - металлический рыцарский шлем с горжетом[15] и плюмажем[16]. Он жадно тянет лапки к лэйблу, заявив, что не возьмет ничего другого, ни бэйдж иностранного легиона, ни крылатую лапу парашютистов, ни скрещенные пушки. Только кирасирская, танковая эмблема по-настоящему люба Морану! Подайте скорей ему ее сюда! Продавец-негр достал требуемое откуда-то из под потолка и прикрепил к берету. Тут Моран, тот еще тертый калач, выдумал торговаться. Предложил негру, как Морану показалось, весьма выгодный обмен: давай, мол махнемся! У меня пригоршня лихой советской атрибутики. Я уверен, негр, вам это будет весьма любопытно. Но негр оказался тоже тот еще тертый, махровый негритянский калач: алмазы на бусы менять явно не собирался. - Нет, - говорит, - спасибо, конечно, большое и все такое прочее, но лучше заберите-ка ваши побрякушки обратно в зад. У нас и так, от вашенского барахла, деваться некуда. Никто брать не хочет. Мы головы-то запрокинули, а наверху - шмотища генеральского! Полки ломятся! Звезды шитые сияют, андатровы буденовки во всей красе и безвкусии, фуражки пиночетовы высших партийных советских бонз, летные шлема с зелеными стрекозиными экранами, как солнца сияют от электрического света. Куда уж Морану с его чахлыми армейскими кокардами в такое поднебесье! Так что никакого change! Только кашерный негритянский кэцэ.

Дал ему Моран кэцэ, да берет одел. Да гвоздь вбил, чтоб ветром, ни дай бог, не сдуло! Да чтоб никогда не снимать берет больше. Во всяком случае, при жизни!

Мое внимание привлек английский коповский шлем[17]. Черный (темно-темно синий) с белой бляхой. Эта вещь совершенно точно необходима в моем домашнем обиходе. Ее непременно надо купить. Да и в интимной жизни тоже, без подобной шляпы просто не обойтись. Только представьте, ваша самая обожаемая подруга встречает вас на пороге собственной квартиры; на ней самое пикантное бельище и эта чудо-шапка! Ремешок, так знаете, как принято у британцев, застегнут под нижней пухлой губкой. - Вэл, вэл, вэл, - воркует она, и вы, сраженный и побежденный, кидаетесь в объятия своей нежно любимой пампушки. Дальше - опустим занавес. Воображение подскажет развязку. Из всего выше сказанного делаем вывод, шлем просто-таки необходим, как говорится, «для дома, для семьи». Я решил купить его, но, увы, только любопытства ради попробовал примерить, и шлем беспомощно повис на моих ушах. Другого размера, разумеется, не было. Ну, конечно! Здесь, во Франции, английские полицейские шлемы пользуются бешеной популярностью. Остался только самый большой размер. Просто чудовищно огромное ведро! Я думаю, не одна французская башка утонула в нем. И что же, везти его в Россию? Я представил, как тонет в нем прелестная головка моей феи. И оттуда, из под темно-синей пробки, вместо пленительного воркования доносится зубной скрежет:

- Ну как я тебе, дорогой?

- Бесподобно, милая. Ничего лучше и представить себе нельзя!

Да, моя интимная жизнь стала беднее ровно на один королевский коповский шлем. Зато я сфокусировался на новом предмете вожделения, который только что засек мой супер зоркий глаз. Вот эта вещь - глэнгори[18]! Ну что же, опять воображение представляет милый сердцу женский облик. Опять порог, опять белье,... Но почему столь обожаемая, ангельская моська перекосилась такой злобой? Почему меня не обнимают, не холят, не лелеют? Почему отмечают физиономию увесистым тумаком и гонят взашей из квартиры? Неужели я забыл спороть ценник?! Ну, конечно! Так и есть! Видимо, такие подарки, да за такую цену, да еще для таких вот целей (всего-то навсего гармония в отношениях полов, с моей точки зрения) взбесят обожаемую леди до нервного тика, припадка бешенства, лютой звериной злобы, а то и до Его Величества - паралича! Тем более, что поездка-то полностью спонсировалась из лединого кошелька. Вобщем, и Гленгори пришлось оставить в покое, под потолком, на гвоздике. Еще висела парочка красных парадных английских мундиров, но подобного кощунства над чужими деньгами, мне не простили бы никогда в жизни! Я был бы проклят, разжалован до амебы и прикован к позорному столбу, до скончания своих дней и в самые лютые невзгоды ко мне прилетала бы моя пассия, разумеется, далеко не на крыльях любви, и мстительно уничтожала бы мое здоровье на корню, припоминая на все лады тот случай, с мундирами.

Как я не облизывался - больно смотреть на подобное изобилие, как не нашептывали мне демоны, но пришлось довольствоваться вещами поскромнее.
Все наши с негодованием смотрели на мои терзания, муки и раздвоение личности, и тянули меня вон из лавки.

- Сколько можно? - бурчали они, - Ну пойдем же наконец отсюда.

Дурачье. Не дают человеку расслабиться и нагуляться всласть. Впрочем, лавок и магазинов тут навалом. Помнится мне одна улочка. На ней было несколько магазинчиков, как вех истории. В одном, допустим, продавалось все, что связанно с 20-ми годами прошедшего столетия. В другом - 60-ая година, такая махровая, в американских блестках (стиле). Элвис, вестерны, Уорхал, пластинки, плэйбой. В третьем - бытовая техника 70-х, мебель и одежда.

Еще одна улица полностью посвящена антиквариату. Ну что ж, много здесь всяких древностей собрано. Цены небольшие, хотя я в этом ничего не понимаю. Меня как-то больше интересовали военные шмотки и оружие. Но они ныне очень скудно представлены. Я ожидал россыпи - тыща миллион, до неба! А тут все весьма и весьма скромно. Мы видим офицерские каски на первую и вторую империю, пара клиночков, да кургузая кучка военной фурнитуры. Каски довольно дорогие, около 1000 евреев, но зато они подлинные. И потом, помните, те новоделы в Булони? Они стоили немногим меньше.

Потом мы побывали в восточной лавке одного индуса. Он был черен, как головешка, с крупными белыми зубами и длинными мятыми желтыми когтями. Ими он фантастично ловко цеплял самый мелкий товар в своей лавке, будто заправский щипач. Сотни восточных безделушек красоты необыкновенной! Тут я застрял надолго, чем вызвал очередную вспышку негодования и «добрых» слов в свой адрес. Впрочем, у меня оказался отличный союзник, в лице кирасирского трубача - Оленьки Пакиной. Мы с ней, как два неандертальца, завидевшие блестящие шарики, вцепились в индуса и его волшебную лавку. Мы с радостью первооткрывателей показывали друг другу отрытые тут восточные сокровища - огромные серьги, мясистые, причудливые перстни, коробочки для благовоний, кольца, браслеты и прочий экзотический товар востока. Хозяин лавки был польщен таким вниманием белых варваров к своему товару. Он объяснял нам на франко-английской смеси принадлежность каждой вещицы. То, что мы не понимали, нам старательно переводил Костя Пакин. Хотя, как он понимал индуса, ведь Костя ничего кроме нецензурного русского не разумеет! От столь оригинального переводчика мы узнали следующее: индус, оказывается, бывал в России. Точнее не в России, а в Казахстане. И ему там чрезвычайно понравилась местная музыка и если у нас есть нечто подобное, то он с радостью ее тут же приобретет или выменяет на что-нибудь из своего товара. Мы с Ольгой переглянулись. Нет, конечно, наши музыкальные пристрастия могут быть вполне причудливы и экзотичны, но вряд ли у каждого в кармане имеется по диску с этнической казахской подборкой.


[8] Историки.

[9] Новгородский кирасирский полк (Россия).

[10] Ордена Красного знамени, имени последнего царя батюшки - государственный Эрмитаж. Я там работаю.

[11] Первая империя. - Империя Наполеона Бонапарта. Первая буржуазная республика.

[12] Жан Лан - полководец, маршал первой империи. Погиб в битве при Эслинге, Лазар Гош - знаменитый республиканский генерал.

[13] Битва при Альме. Крымская война.

[14] Имеются в виду, маршалы первой империи.

[15] Латный рыцарский воротник.

[16] Украшение из перьев.

[17] Шлем британского полицейского.

[18] Шотландская пилотка.

 

МУЗЕЙ АРМИИ

Сейчас мы едем обратно. Мы в метро. У меня за плечами огромный, белый, морской мешок, полностью забитый подарками. Наша компания подрассыпалась в дороге. Наташа, Жано и Герцог дунули в сторону Традисьона[19], на площадь Республики. Семейство Пакиных было перехвачено кирасирами и тоже отвалилось в неизвестном направлении. Ну а мы - жалкие остатки былой компании, едем в музей Армии.

На входе в музей меня останавливает замечательная леди негритянской наружности, весьма симпатичной окружности. Леди в синей полицейской форме. Я думал отдаться ей тут же, но леди интересует совершенно другое. Ее бдительное око находит весьма странным, посещение музея с такой огромной сумкой за плечами? Я объясняю, что это всего-навсего безобидные сувениры. Она, видимо, поражена объемами сувениров и просит-таки открыть рюкзак. Я открываю и первой оттуда вываливается туалетная бумага. Ой! Господи, простите-извините. Хочется сказать - это не мое! Мне ее подкинули! Я смущен и пунцов, до корней волос и не знаю, куда девать злополучную бумагу. Хватаюсь за первый же спасительный предмет - это футболка. Разворачиваю ее и прикладываю к своим плечам:

- Это сувенир, - объясняю я леди, а она ржет. Просто прыскает со смеху! Ну что опять такое? Смотрю на футболку. Милые мои, а там сплошные, как бы помягче выразиться, в общем, россыпи мультяшных фалосов, одетых в презервативы и без оных, на фоне архитектурных достопримечательностей французской столицы. Вот!

Ладно, есть у меня действительно вполне порядочные сувениры. Вот, допустим, маленький там-тамчик, купленный на Марше-о-пюс часом ранее. Я полагаю, что вот это-то, африканская барышня воспримет вполне адекватно? Могу предложить что-нибудь сбацать на пару. Прямо сейчас, в 4 руки. А? Не хочет, смеется, посылает меня с моими сувенирами куда подальше. В музей Армии.

За билеты платить не хотелось. Деньги были, а платить все равно не хотелось. Ну а как же, мы ж реконструкторы, твою маман! Или не реконструкторы? В конце концов, это наша музейка! Можно сказать, наш дом родной! И потом, у нас имелось некое количество документов, позволяющее пройти нам бесплатно. У Морана было старое удостоверение бывшего члена военнисторического клуба - Белозерский пехотный полк (почти, как у Остапа Бендера, фуражка киевского милиционера). У меня - эрмитажный пропуск. А у Егорки ничего не было, кроме честного благородного слова, что он действительно павловский гренадер. Подкрепленные столь ценными корочками, мы двинулись к кассам. Я выставил в дырку в стекле свой зеленый эрмитажный пропуск и потребовал немедленной сатисфакции и бесплатного прохода для себя и своих друзей-товарищей в музей. Человек, который сидел в кассах, помолчал немного, а потом вдруг спросил на чистом русском, что же нам все-таки нужно? Ура, давайте обниматься! Давайте целоваться! Вот это подарок! Нам больше не надо прибегать к языку жестов, краснеть, потеть, обращаться к логическому мышлению собеседника. Нас поймут без напряга, без коверканья мировых языков и родной речи. Мы принялись объяснять по новой и, как не странно, нас пустили. Миловидная кассирша выдала нам билеты. Удивительно! Не бодрящий пендель, не затрещина, не наряд омоновцев, а три бесплатных билета! Билеты - красочны. Каждый представлял из себя маленькую фотографию: один с гусарским офицером, другой с саркофагом Наполеона, а третий с видом на дом Инвалидов.

На первом этаже мы попали сразу в зал знамен. Весь зал представлял сплошные громады трехцветного шелка с золотом. Сверху - лес бронзовых наверший: пики, орлы, гальские петушки. На шелке - пчелы, венки, воинская арматура, вензели, лилии, республиканские колпаки с топориками[20]. В общем, тут собрана вся история страны в ее боевых стягах. Сотни, тысячи знамен! Вот бы вынести их на воздух и развернуть по ветру эту былую славу Франции!

Прочие залы представляли, если так можно выразиться, многотомное (огромнейшее!) собрание оружия, амуниции, мундиров и снаряжения от французского царя Гороха, до, уж и не знаю, какого времени. Лично я дошел только до начала первой мировой войны, а после меня выставили вон. Музей закрывался, и я, придавленный впечатлениями, вышел наконец-то на улицу. Рассказать обо всем увиденном не представляется возможным. Во-первых, существует масса скептиков, которые на все самые удивительные вещи на земле, скажут: «Да знаем мы все!» Просто тошнит от таких людей.

Причина номер два - это слишком долгий пересказ всего виденного. Писанина будет такая, что переплюнет собрание сочинений В.И. Ульянова-Ленина, а надо вам сказать, что это был весьма плодовитый писатель 20-ого века.

Хочу еще только отметить несовершеннолетних юных упырей, наводнивших залы. Ну это вообще, отстой полный! Стоят - сопли жуют, орут, дрэды по земле ползают, будто толстые грязные змеи. И вот такая вот закорючка, оказывается имеет какое-то собственное мнение, об окружающих закорючку предметах. Иногда начинаешь ненавидеть человечество и чувствовать себя в силе сделать ему небольшое, но симпатичное кровопускание. Нацисты, погромы, костры инквизиции и главное - избиение младенцев! Какие завораживающие глаз картины.

Я делаю вывод, что все домоинвалидское богачество нужно показывать немногим настоящим ценителям, ну и мне, разумеется, тоже. Можно историкам, реконструкторам всяким. Кстати, их тут порядочное количество. Русских тут, аж из двух, а может и из трех автобусов. Да и некоторые иностранные клубы тоже здесь. Этих последних можно узнать по одинаковым футболкам. У каждого на футболку нанесен лейбл, скажем, 2-ая рота 2-го батальона такого-то полка и всякие там пылающие гренады или еще какая-нибудь воинственная арматура. Теперь понятно, почему в кассе нас так легко пропустили. Мы, значит, не первые, кто ныл про Булонь и историческую реконструкцию.


[19] Военно-исторический французский журнал и одноименный магазин.

[20] Ликторский пучек - республиканская эмблема.

 

ПИРУШКА

Потом, нежданно-негаданно, мы втроем - Егор, Моран и я очутились на амперовой пирушке. Наш обожаемый император, да продлит Аллах его вечно зеленые годы, устраивал на мосту ......... небольшой пикничок. Толпы и очереди гостей туда конечно же не ломились, и мы, скажем так, по воле случая оказались там. Правда, нужно отметить, что этот мост - одно из самых (на мой взгляд) интереснейших мест в Париже. Он представлял из себя металлический каркас с деревянным настилом. Через доски настила видна мутная Сена, бегущая под ногами. Слева, как будто старый огромный дредноут, повернутый носом на нас, остров Ситэ. Поскольку мост был пешеходный, то на нем было полно народу. Люди сидели прямо на полу, подперев спинами перила. Наша компания, гремя бутылками, расположилась тут таким же образом. Ну вот, будем сидеть здесь, как клошары - бурчал недовольный Сирский. Кажется, он не особо бодро себя чувствовал сидючи на досках. Ну конечно, фешенебельный ресторан и дорогая мебель более подходила ему по чину и положению. Ампирные залы, море свечей, декольтированные дамы, лакеи, ливреи, нукеры. Увы и ах! Где это все? А тут только мост с толпами пьяных студентов, и мы, нагруженные провизией из супермаркета.

Ну, а мне здесь отлично! Ну, а чего? Прекрасный вид на город. Мутная вода булькает под ногами. По Сене снуют прогулочные, не знаю, как они зовутся тут во Франции, а у нас - речные трамваи. Люди на борту этих посудин радостно машут руками и орут первому встречному. Радости полные штаны! Нет, ну правда, отличный гниющий капитализм! Уезжать отсюда совершенно не хочется. Мы затусили на отшибе всей компании. Моранский, Егорский, я и Дорсенн. Император падишахом сидел в центре импровизированного стола. Дорсенн, благодаря своему огромному - дядистепенному росту, запускал руку во всякие явства на столе и вытаскивал нам лучшие куски и, разумеется, вина. И вот мы, вчетвером, весело болтали о том о сем, не забывая опускать хоботки в пластиковые стаканы с вкуснющей красной жидкостью. Ржали над чем-то так, что периодически сам государь начинал прислушиваться, чего так заходится его левый фланг. Мало того, что гогочет, так еще мешает слушать всем остальным обожаемого монарха. Нам делали соответствующие замечания заткнуться и не отделяться от коллектива. Мы, естественно, уверяли, что больше не будем и сейчас же прекратим свой сепаратный сговор, но как только о нас забывали и оставляли в покое, мы принимались за старое. Моранище от выпитого зацвел и зашелковился, словно буйный южный персик.

Еще пару часов мы будем в этом сказочном городе развлечений, а потом поедем далеко на север и будем тосковать всю зиму, а может и больше. Когда еще придется побывать тут. Дорсенн сказал: - Ну так, какие проблемы. Оставайся вместе с нами еще на день. Наш (московский) автобус уедет из Парижа только завтра вечером. Переночуешь у нас в гостинице. Потом мы довезем тебя до Бреста, а там посадим на питерский поезд. Оставайся, Сергунька.

Черт! Заманчиво. Заманчиво. Это еще день и что самое главное - ночь в Париже! Очень заманчиво. Но что на это скажут их светлости - наше автобусное начальство? А скажут они следующее: - Еще одна ночь в Париже, ты что рехнулся! А ну, марш, в автобус и не создавай излишних хлопот! Или, если я ослушаюсь, меня ждут побои - катастрофические побои! Причем лупить будет весь автобус! Я точно не знаю, в чем тут соль, но если меня не досчитаются на границе и одно место будет свободным, то, разумеется, случится жуткая вселенская катаклизма!

 

ПОСЛЕДНИЙ ЧАС В ПАРИЖЕ

Так случилось, что время наше вышло. Оставался еще один час. Все хорошенечко поднабрались, и веселье было в полном разгаре, но нам уже пора тащиться в автобус. Мы шли с Егорским по набережной. Курили вкусные французские сигареты. Уже стало темнеть и центр раскрашивался морем огней. Мы особо не торопились. Мы сознательно шли нога за ногу. Мы впитывали атмосферу города, как чистейший воздух в лесу.

Когда мы увидели автобус, то чуть было не драпанули прочь от него. Но гневная начальская фраза с соответствующей подборкой слов заставила нас вернуться. И в общем-то совершенно вовремя, ибо ждали только нас одних!

Вот и все. Прощай, Париж. Мы едем на восток. Но, черт, какие в этом затхлом фургоне, посвежевшие и веселые лица. Фабий, как начищенный пятак, рассказывает о своем посещении того самого злачного района. Вот блин! Мне же туда тоже нужно. По зову сердца разумеется!

 

ГЕРМАНЩИНА. ПОЛЬША. БЕЛАРУСЬ. РОССИЯ. ИСПАНИЯ?

Проснулись мы в Тевтонии. Пейзажи, проносящиеся за окном, наводят на философские мысли. Точнее, на их отсутствие, ибо все пейзажи закрыты от наших глаз блестящими металлическими щитами. О том, что мы мчимся по Германии не напоминало абсолютно ничего. Где-то за щитами мелькнула вывеска - «Берлин», но что это такое, никто из нас так и не узнал. Те, кто уже проснулся, с энтузиазмом принялись разглядывать, приобретенную в Париже добычу. Вонизм в автобусе крепчает. Кто-то орет, на Герцога:

- Герцог! Что за вонь! Уберите куда-нибудь свои ноги!

- Это не Герцог и не ноги. Это Камамбер, - отвечает Герцог.

- Да, ну все равно - уберите!

В Германии мы остановились только в одном месте. Недалеко от границы с Польшей есть некий супермаркет под названием «Десятка». Там у нас была дневка или, выражаясь авторитетно, по-водительски - отстой. Перед сетью этих гигантских магазинов находился искусственно созданный пруд, с примечательной дощечкой на русском языке: «Здесь ноги мыть нельзя! Штраф 100 евро. Администрация».

Что касательно супермаркета, то я потратил в нем почти все свои скопленные миллионы, оставив пару евро в кармане на душ в Польше и пару-тройку рублей на метро.

Потом была Польша, которую мы пролетели в глубокой дреме. Ну, а потом белорусская таможня - тот самый разбойничий вертеп на Калиновом мосту. На этот раз мы проскочили ее со свистом. Дабы таможня была благосклонна к тем излишкам спиртного, которое мы везли через границу на родину, автобус скинулся последними пиастрами. Впрочем, сумма с 40 человек получилась весьма теплой, запросто согреющая абсолютно любую холодную душу таможенника.

Скоро мы будем на родине. Признаюсь, что никакого чувства щенячьего восторга от приближающейся встречи с отчизной я не испытывал. Скорей всего, я уже грустил по западу, по славной Буржуинии и еще потому, что все хорошее так быстро кончается. Мы ехали ночью по Беларуси. На небе была тьма толстых звезд, до которых можно было достать рукой и подергать за вымя. Мы горланили сотни песен, перебирая весь отечественный репертуар кинофильмов и анимационного кино.

Уже очень скоро мы окажемся у себя в северо-западной области, в своем медвежьем углу на болотах, а мне до соплей зеленых хочется обратно. Кажется, через месяц наши клубы едут в Испанию? А почему бы, не собраться с силами и не рвануть вместе с ними?! А действительно.. Ну, а деньги, семья, разорение фамилии? Фи, какие глупости! Разве меня когда-нибудь останавливали подобные пустяки?

Пару слов, о людях помогших с изданием этого адского литературного труда. Спасибо, за предоставленные фотографии и рисунки Борису Лепихину (46-й линейный полк), Дрэйку, к несчастью, не знаю имени отчества (46-й линейный полк.), О.С. Островскому (15-й драгунский полк). Огромное спасибо, за снисходительное отношение к автору, Б.В. Мегорскому (Л-Гв. Преображенский полк.) и О. Полякову (Л-Гв. Семеновский полк).


 


© 2003-2005, Сергей Белых. Корректура Веры Крюковой. Верстка и оформление Полякова Олега.